рынок, где у него хватило денег лишь на порядком поношенные разноцветные туфли – красный и желтый. Возвращаясь в «Улей», не понимая, радоваться или сгорать от стыда, он встретил Шагала.
– Какие оригинальные ботиночки! – воскликнул тот. – Не уступишь? Мне нравится их цвет.
То ли врожденная воспитанность, то ли приобретенная какая-никакая житейская мудрость заставили Кикоина сдержаться и не сказать этому франту пару ласковых слов. Тому легко отпускать всякие шуточки: сам депутат Российской думы Винавер купил у него две картины! Правда, это были первые и последние картины, нашедшие покупателя. Он же пообещал Шагалу выплачивать ежемесячную стипендию в размере 40 рублей во время его учебы в Париже. А до этого витебский щеголь успел поучиться в Санкт-Петербурге. Правда, свой автопортрет намалевал с семью пальцами. Кикоин лично был свидетелем этого художества. Ведь их мастерские в «Улье» рядом. Этому баловню судьбы всегда везло.
Марк Шагал. Портрет работы Ю. Пэна. Середина 1910-х гг.
Марк Шагал (кстати, при рождении ему дали имя Моисей) первый раз приехал в Париж в мае 1911 г. После четырехдневной тряски в вагоне третьего класса он вышел на перрон Северного вокзала, где его встретил витебский приятель Виктор Меклер.
Виктор (в Витебске он был Авигдором) происходил из большой и состоятельной купеческой семьи. Он не смог стать художником несмотря на все усилия, вероятно, по банальной причине – из-за отсутствия таланта, хотя в гимназии по рисованию у него была крепкая «пятерка» в отличие от учившихся вместе с ним троечников Шагала и Цадкина. Похвальные отзывы учителей наставили Авигдора на ложный путь. Вместо того чтобы пойти по стопам своего отца – преуспевающего купца и общественного деятеля, он упорно занимался живописью. Сначала брал уроки у своего однокашника Мовши Шагала, которому это, безусловно, льстило, затем, сманив с собой Шагала, уехал в Петербург, где поступил в школу Рериха. Солидная помощь отца Меклера позволяла им обоим неплохо жить в Петербурге. За это Шагал прощал своему приятелю все его слабости. Тот воровал в Школе поощрения художеств его классные этюды, стирал подпись и выдавал за свои. Однако Авигдора все равно отчислили. Он до конца жизни пытался рисовать, даже выставлялся на серьезных выставках, однако всегда числился «шкрабом» (школьным работником). Не имело решающего значения для его карьеры как художника и пребывание в Париже. К моменту приезда туда Шагала он уже успел разочароваться в парижской жизни и год спустя вернулся в Витебск.
Несмотря на поддержку и материальную помощь Меклера, Шагал с горечью писал в книге воспоминаний «Моя жизнь» об отношениях с другом детства: «…Потом, когда я был в Париже, он вознамерился отбить у меня невесту, искушая ее притворными уверениями в любви».
По иронии судьбы, именно Меклеру Шагал был обязан знакомством со своей будущей женой Беллой Розенфельд в доме ее одноклассницы Теи Брахман. Отец Теи был фельдшером, а мать работала костюмером в театре. Несмотря
