дования получилась объемная картина развития рыбного промысла с Х до начала XVI в. Причем в работе каждый из источников постоянно информационно дополняет другие.
Дело в том, что как в письменных известиях, так и в общей массе археологических находок сведения о рыболовстве получить очень сложно. Их приходилось буквально по крупицам вычленять из огромного массива данных, а многие артефакты удалось интерпретировать только при помощи этнографических наблюдений. Андрей Васильевич в прямом смысле «просеял» десятки археологических коллекций, полученных в результате раскопок раннеславянских и древнерусских памятников, чтобы выявить находки, относящиеся к рыбной ловле. А если учесть, что коллекции таких экспедиций, как Новгородская, насчитывают не одну тысячу единиц хранения, можно представить себе, какого титанического труда это стоило автору.
Что же касается анализа письменных источников, то исследователь сумел сопоставить и летописные свидетельства, и все найденные на тот момент берестяные грамоты, и писцовые книги, в которых порой подробно описывались рыбные угодья отдельных монастырей и хозяйств, и актовый материал. А. В. Куза на основе этнографических данных доказал, что рыболовство в средневековье было достаточно патриархальным по своим формам и основные приемы лова сохраняло столетиями, хотя орудия лова с развитием ремесла, конечно же, совершенствовались.
Еще одним достоинством данной работы можно смело назвать географическую широту охвата исследования. По сути, в него попала вся территория Древнерусского государства: от Карпат и Подунавья на западе до Днепровского левобережья на востоке. Автор не стал ограничивать исследование какой-нибудь наиболее изученной территорией, например Новгородской землей, а постарался включить в работу все доступные на тот момент сведения, полученные археологическими экспедициями, проводившимися в Европейской части СССР. И это также дало свой результат: исследователь на примере изменений орудий лова (крючки, остроги, грузила), нанеся соответствующие находки на карту, сопоставив их с датировками памятников, максимально использовав письменные данные о рыбных угодьях и поселениях около них, получил динамическую картину развития древнерусских земель.
И, наконец, А. В. Куза в своей работе пришел к важным историческим выводам, касающимся всей экономики Древнерусского государства. Если на раннеславянских памятниках VIII–X вв. рыбный промысел носил частный характер, т. е. служил для удовлетворения потребностей в рыбе отдельных семей, то с укреплением княжеской власти рыболовство начало играть серьезную роль в хозяйстве целых регионов. Рыбный промысел приобрел профессиональные черты, в нем были задействованы порой десятки, а то и сотни человек, а само рыболовство стало одной из форм феодальных повинностей.
В заключение хочется сказать, что данная работа подготовлена к печати в год 75-летия Андрея Васильевича. Ему не довелось увидеть опубликованными свои книги: «Малые города Древней Руси», «Древнерусские городища X–XIII вв. Свод археологических памятников», однако сделанные ученым выводы и его, порой ювелирные, методы исследования актуальны и очень востребованы в наши дни.
Введение
Всестороннее изучение социально-экономического быта Древней Руси остается в числе насущных задач нашей исторической науки. Успехи, достигнутые в этой области в последние десятилетия, не снимают с повестки дня дальнейшего целенаправленного и углубленного исследования многогранной экономики русского феодального государства.
Трудами советских ученых давно опровергнуты взгляды об охотничье-рыболовческом по преимуществу характере хозяйственной деятельности восточных славян. Определяющая роль земледелия и скотоводства в процессе становления у них новых, более прогрессивных форм хозяйства теперь не вызывает сомнений. Однако реконструировать в полном объеме экономическую структуру жизни огромной страны, уловить на протяжении нескольких веков динамику ее изменений – дело не из легких. Не только отсутствие исчерпывающих источников, но и слабая изученность отдельных отраслей хозяйства в ходе их исторического развития ограничивают возможности широких социально-экономических построений. В частности, далеко не полностью выяснено значение промыслов.
Внимание большинства исследователей приковано к проблемам истории земледелия и ремесла – основных составляющих экономического базиса феодального общества. Промыслам, как правило, отводится роль второстепенная – подсобных или дополнительных отраслей производства. Этим как бы предопределяются их несущественная хозяйственная значимость и малый удельный вес в общем экономическом балансе. Здесь-то, по-видимому, и кроется опасность упрощенного понимания сложных явлений. Ведь натуральное, замкнутое хозяйство периода феодализма имело типичное для средневекового хозяйственного режима сочетание земледелия с домашними промыслами. Всё в нём было тесно связано между собой, сплеталось в единый клубок. В строгой последовательности сменяли друг друга циклы полевых и домашних работ. При всей своей патриархальности и неразвитости
