style="font-size:15px;"> Крылатые люди – те, кого отношу я к хомо криенсам. Это люди духа, а дух – парение, витание в сферах, он никогда не приземляется, и мир предстает для парящего человека мыслью в живых меняющихся координатах. Истинно, все текуще, как слова в нас, полумысли и получувства. Бездна парения, по мысли Ясперса, есть пространство свободы. И именно в состоянии этой свободы «избранные и отмеченные» Провидением люди улавливают истину, это перо Жар-птицыно. Летающим, как на картине Марка Шагала, доступны и высшие откровения любви Если это не безголовый тип с ведром, что парит над коровой, которому млеко лишь давай. Так коррупционеры живут с одной лишь мыслью о корысти. «Где искать опоры?» – спрашивал Вернадский. И себе отвечал: «Искать в бесконечном, в творческом акте, в бесконечной силе духа». Да-да, в полетной его силе, скажем мы. Философия крыластости мира в человеке, он – исток, корень такой цивилизации… И не мог жить без крыла и Коля Шипилов. В тексте, лежащем передо мной, были уже выделены оранжевым фломастером строки, которые рождали в моей душе свой отзыв. Эти трепетные фрагментики и настраивать стали мою душу на сказку. Вот первый:
«Сколько помню Николая, всегда у него на манер крыла жила за спиной шестиструнная гитара – верная спутница жизни и боевая подруга».
И далее:
«Жили они после приезда из Южно-Сахалинска в Карьере Мочище». Мог я там встретить Колю, когда служил в Южном в зенитном полку.
«Аммоналовые склады с примыкавшими к ним Самыми Сладкими в Мире Зарослями Черемухи» на родине писателя. Я назвал их про себя мысленно садом детства маленького Коли Шипилова, лицеем, взрастившим чувствительную его душу.
«Наша малая родина, наша серебряная глубинка».
«Легкий на подьем, он объездил почти всю страну. Но только нет в ней такого места, которое тянуло б его назад с такой силой, как эта небогатая, суровая и нежная часть земли с запахом подвядшего сена, с тополевыми улочками и палисадниками, где когда-то впервые шевельнулось его сердце от материнских песен и куда он теперь шаг за шагом возвращается». (Рассказ этот напечатан был при жизни писателя).
«С отъездом Николая в Москву… нарушилась стрелка кристаллизации, которая гармонизирует все многофигурные дружеские и творческие отношения».
А это – из повествования о Пришвине и Золотой курочке:
«В Усолье приплываешь, как будто не в село, а в какое-то жительство лесных существ, не нарушающих общий пейзаж: так все вокруг лесисто, болотно, так много природы».
«Настя была как золотая курочка на высоких ногах, – рисует Пришвин портрет своей героини. – Волосы у нее ни темные, ни светлые, отливали золотом, веснушки по всему лицу были крупные, как золотые монетки, и частые, и тесно им было, и лезли они во все стороны. Только носик был чистенький и глядел вверх попугайчиком».
«В своей
