весьма типичной для многих революций является та или иная форма дефолта по государственным обязательствам, являющаяся попыткой решительного преодоления тяжелого финансового наследия как форма разрыва с наследием прошлых режимов. Типичные примеры такого рода действий – отказ термидорианского правительства от уплаты 2/3 своего долга (так называемое «банкротство двух третей»), а также отказ большевистского (т. е. радикального) правительства платить по долгам прежних режимов.
В-четвертых, широкое распространение получают неплатежи государства перед получателями бюджетных средств. Это особенно характерно для завершающей фазы революций, когда правительство уже достаточно сильно, чтобы проводить ответственный финансовый курс, однако еще не имеет достаточно политического ресурса для формального балансирования бюджета (т. е. для увеличения доходов до уровня бюджетных обязательств или официального снижения обязательств до уровня реальных доходов)[164].
Впрочем, по мере завершения революции и консолидации политического режима меры финансово-экономической стабилизации начинают приносить плоды, воспользоваться которыми, правда, удается не тем, кто эти мероприятия осуществлял, а следующим правительствам: налоговые новации Долгого парламента и Протектората были вполне восприняты правительством Реставрации, а результаты стабилизационных мероприятий Директории в полной мере проявились при Наполеоне Бонапарте[165]. Уже располагая достаточными силами для проведения ответственной финансовой политики, Бонапарт уделял повышенное внимание достижению финансовой стабильности, что отчасти способствовало росту его популярности.
Агрессивная внешняя политика также может стать предпосылкой выживания властей в условиях бюджетного кризиса революции. Задолженность перед военными становится исключительно опасной для власти, что подталкивает к началу «революционных войн». Армия как бы переводится на самоокупаемость, и доходы от военных акций за рубежом приобретают конкретную бюджетную ценность[166].
«Нетрадиционные» способы разрешения финансового кризиса. Поскольку революционная власть оказывается, как правило, не в состоянии собрать налоги, поиск «нетрадиционных» источников денег оказывается в центре ее внимания. Таких источников в принципе может быть множество (включая патронируемое государством пиратство и военные действия против соседних стран для получения контрибуций[167]), однако два из них являются основными. Во-первых, использование государственной монополии на чеканку (печатанье) денег и, соответственно, инфляционный налог. Во-вторых, манипуляции с собственностью (прежде всего, разумеется, с недвижимостью).
Причем эти два экономических механизма революции не только не являются альтернативными, но, напротив, исторически тесно связаны друг с другом[168]. Первые
Для современного российского читателя небезынтересна следующая цитата, характеризующая ситуацию в постреволюционной (наполеоновской) Франции: «Если бы мы посетили любой крупный провинциальный город во Франции между 1808 и 1815 гг., то увидели бы голодающих учителей и священников, перебивающихся на скудном жалованье, пустые школы, больницы без медперсонала и без лекарств, городские власти, пребывающие в полной апатии и лишенные всякой инициативы» (цит. по:
«Директория не смогла воспользоваться результатами тех важных финансовых реформ, которые она осуществила. Надо занести в ее актив решение такой поистине гигантской задачи, как ликвидация ассгната, а также учреждение логичной налоговой системы, просуществовавшей более ста лет. Особенно выиграл от всего этого Бонапарт»
Именно этим фактором объясняют некоторые исследователи агрессивность внешней политики Кромвеля, весьма странную для страдающего от нехватки финансовых ресурсов правительства. «Одинаково опасными были как долги бюджета перед армией и флотом, так и недовольство сквайеров и купцов. Единственно возможное решение Кромвеля в такой ситуации состояло в жесткой внешней политике., которая сама могла стать источником бюджетных доходов». Правительство Протектората предприняло также попытку привлечь армию и флот к получению разного рода причитающихся государству сборов и пошлин – в частности, с промышляющих в английский водах рыбаков. Это было своего рода «использование вооруженных сил одновременно в качестве источника и получателя бюджетных средств»
Пожалуй, первым на эту связь указал Э. Берк. Он резко критиковал выпуск французских ассигнатов как «вопиющее поругание собственности и свободы», отмечая прежде всего перераспределительную функцию ассигнатов: «Союз банкротства и тирании во все времена и у всех народов редко являл столь грубое надругательство над кредитом, собственностью и свободой, каким сделало принудительное введение в обращение бумажных денег», редко могло быть осуществлено союзом грубости и тирании во все времена и у всех народов». В бумажных деньгах Берк видел источник будущих кризисов и невозможности успеха Французской революции, в отличие от Английской (см.:
