сразу же после падения монархии журнал «Промышленность и торговля»[185].
Увлеченность идеей планирования была распространена очень широко, причем принимала подчас самые неожиданные формы проявления. Приход к власти «верных слуг народа» в лице Временного правительства (которое, действительно, включало в себя выдающихся представителей имущих классов и интеллигенции России), всеобщий подъем и единство самых разнородных общественных сил, обеспечившее быстрое падение самодержавия, – все это создавало иллюзии возможности быстрого урегулирования хозяйственной жизни, легкого восхождения на экономические вершины, недоступные прежнему режиму.
Не будет преувеличением сказать, что вера во всесилие нового, демократического государства стала одним из факторов, или, точнее, аргументов, в пользу усиления и активизации государственного вмешательства в хозяйственную жизнь страны (наряду с потребностями военного времени и общими тенденциями развития производительных сил в направлении централизации). «Теперь нарождалось новое демократическое государство, теперь на историческую сцену выступали массы, теперь государство, опирающееся на доверие самых широких кругов народа, представлялось морально всесильным или по крайней мере чрезвычайно могущественным», – так несколько позднее характеризовал настроения, господствовавшие весной 1917 г., Н.Д. Кондратьев[186].
Подобные иллюзии – одна из наиболее характерных черт экономической политики начальной фазы революционного процесса. В данном случае следует обратить внимание на некоторые важные последствия, к которым всегда приводит почти неизбежная приверженность этим иллюзиям правящих кругов и связанных с ними общественных сил.
Во-первых, происходит явная переоценка возможностей новой власти и, главное, ее социальной базы. Подчас кажется, что, приведенная к власти объединенными силами народа, она может совершить любые сдвиги, добиться коренного перелома ситуации как бы благодаря самому факту своего революционного (и отчасти демократического) происхождения. Между тем первое революционное правительство идеологически и политически тесно связано со свергнутым режимом. И его новации не могут идти дальше реформистских идей, легально высказывавшихся при прежнем режиме, – идей пусть даже и самых решительных, казавшихся тогда неприемлемыми по политическим мотивам, но в общем остававшихся в рамках логики прошлого. Вскоре же обнаруживается, что революционному времени нужны новые идеи и подходы.
Во-вторых, и это тесно связано с первым, существует известная недооценка политического фактора для осуществления реформ. Иллюзия всесилия революционного правительства ослабляет внимание к его изначальной слабости, связанности его рук аморфностью социальной базы, отсутствием четкой идеологической и политической программы. Неизбежные провалы практически всех хозяйственных
Экономическое наследие старого режима // Промышленность и торговля. 1917. № 8–9. С. 190.
