комитета М. А. Дондукова-Корсакова – его «паяцем». Оценка Пушкиным позиции Дмитриева смягчается. В ответном (и последнем) письме Дмитриеву в июне 1836 года Пушкин благодарит его за доброжелательный отзыв о «Современнике» и замечает, что стихи его «переживут молодую нашу словесность». Пушкин обещает также опубликовать заметку Дмитриева о появившемся в печати его двойнике. 1837-й год – год смерти и Пушкина и Дмитриева. В своих «Застольных разговорах» (table talk), где Пушкин запечатлел старинные анекдоты и истории, а также в записях преданий и песен Пушкин передает известные сведения о литераторах XVIII века: И. И. Дмитриеве, М. В. Ломоносове, А. П. Сумарокове, М. М. Хераскове, поэте-порнографе И. С. Баркове, «университетском стихотворце» Е. И. Кострове. Это обычно шуточные, веселые случаи, неподтвержденные исторически. Если в начале 1820-х годов Дмитриев для Пушкина не просто плохой поэт, но и глупец, похвалить которого, как говорит Пушкин, «язык не повернется», то десять лет спустя их отношения почти дружеские, чуть ли не семейные. Он передает ему поклоны от своего отца. Здесь следует учесть, что Дмитриев как поэт в одном ряду с дядей Пушкина, поэтом XVIII века Василием Львовичем Пушкиным, что Дмитриев в течение долгих лет соратник Карамзина, наконец, что друзья Пушкина, особенно Вяземский – высокого мнения о таланте Дмитриева. В июне 1824 года он полушутя пишет, что согласен видеть Дмитриева во главе их «кучки», если Вяземский уступит ему Катенина. Он говорит, что отречется от Василия Львовича во имя единодушия по вопросам оценки русской литературы XVIII века и единства эстетических критериев вообще. «Мы все прокляты и рассеяны… – Пишет он. – Между нами сношения затруднительны… Золотое… поминутно от нас выскользает». Пушкин – за «благородно-независимую» словесность, против меценатства, которое, по его словам, «обветшало вместе с Ломоносовым». Для Ломоносова главным делом жизни были естественные науки, а стихотворство его – лишь забава. Достоинство его поэзии – слог, удачное соединение простонародного и славянского языков и как результат – высокая поэзия священных книг, воссоздаваемая Ломоносовым. Пушкин считает, что Тредьяковский, потешавшийся над славянизмами Ломоносова и советовавший ему перенимать «легкий» слог народной речи, оказался прав, уподобив поэзию Ломоносова поэзии Малерба и Пиндара («Он наших стран Мальгерб, Он Пиндару подобен!»). Пушкин считает, что следует учиться стихотворному языку у Ломоносова, но нельзя требовать его актуальности в новых условиях. «Великому писателю не нужны мелочные почести модного писателя!» – добавляет он.
Совершенно неприемлем для Пушкина В. И. Козлов. Он считает его невеждой, плохим стилистом, гордившимся незаслуженной славой.
В то же время Пушкин доброжелательно отзывался о «легкой» поэзии XVIII века, к которой он относил «лучшую часть» «Душеньки» Богдановича, басни Крылова (о чем он пишет в письме К. Рылееву в начале 1825 года).