те, что ходят в тот кабак,Что виден и поднесь в песке сей самый знак.
Смешно, а значит, полезно для здоровья, говорит Пушкин. Но самое серьезное замечание Пушкина вызывает отсутствие в статье Бестужева имени Радищева. «Как можно в статье о русской словесности забыть Радищева? – спрашивает он. – Кого же мы будем помнить?» Это замечание в письме Бестужеву относится к 1823 году и свидетельствует о том, что Пушкин придавал творчеству Радищева большое значение. Почти в течение десятилетия Пушкин ни в какой форме не реализует этого высокого мнения о Радищеве: видимо, он не хотел размениваться на мелочи, собираясь посвятить ему большой труд. Это подтверждается работой Пушкина «Путешествие из Москвы в Петербург», которую он написал в конце 1833-го – начале 1834 года. Сразу после окончания работы над «Путешествием…», и одновременно с ним, Пушкин работает над «Историей Пугачева». Не исключено, что мысль об «Истории Пугачева» навеяна ему радищевскими материалами, включая замечание Екатерины II о Радищеве: «Бунтовщик хуже Пугачева». Обе работы по времени создания и проблематике стоят рядом. Видимо, «хуже Пугачева» воспринимают Радищева и при Николае I, так как цензура не пропустила «Путешествие» Пушкина, хотя он сделал все, чтобы убедить цензоров в её безопасности для властей.
Эти «старания» ради цензуры иногда приводят к противоречиям: с одной стороны, он пишет, что книга эта – «редкость», потерявшая интерес и пылящаяся в библиотеках собирателей, а с другой – утверждает, что содержание книги «всем известно». Свое путешествие Пушкин начинает там, где Радищев его закончил – в Москве. Анализируя затем «Слово о Ломоносове», Пушкин уличает Радищева в намерении прикрывшись внешним славословием, посредством тайных «уловок», нанести удар по славе «росского Пиндара». Для Пушкина величие Ломоносова – в содействии просвещению России, а влияние его на поэзию «вредное». Его стихи лишены простоты, «надуты», подражательны, наполнены славянизмами. Свободу русскому языку дал Карамзин, приобщив его к народному языку. Однако любопытно, что привлекаемые Пушкиным для подтверждения «схоластичности» слога Ломоносова обширные «рапорты» его Шувалову по химии, физике и т. д. скорее свидетельствуют о его энциклопедизме и огромной трудоспособности. Пушкин пишет, что в отличие от шутовского положения при И. И. Шувалове А. П. Сумарокова, над которым «забавлялись» Фонвизин и Державин, Ломоносов был человеком серьезным, решительным, которого в Академии побаивались. Пушкин согласен с утверждением Радищева о приоритете В. К. Тредьяковского в вопросах русского стихосложения над Ломоносовым, Сумароковым, Херасковым. В главах «Браки», «Русская изба», «Слепой», тоже, видимо, ради цензуры, Пушкин оспаривает мысль о тяжелом положении русского крестьянина. Он ссылается при этом на Фонвизина, который это положение считал лучшим, чем положение крестьян в Англии. Легко заметить, что вопрос о крепостном праве не рассматривается вообще. Пушкин предпочитает «пустословию» политики Радищева изучение еще неизвестных
