стон. Из спины его торчал кортик с закругленной ручкой – о’бриановский.
– Юпитер тебя раздери, О’Бриан, – изрек Лудли, дуя на свою руку в перчатке, – может, прикончишь бедного беса?
– На кой? – рассудительно ответствовал О’Бриан. – Чем дольше проживет, тем теплее будет. В эдакую погоду надобно беречься от холода любыми средствами. Без смекалки не выживешь, Луд, говорю тебе.
Квайр прилагал к глазу подзорную трубу. Он поднимал руки, когда ветер, сорвав с головы капюшон, сдул его на плечи. Квайр сунул трубу за пояс и вернул капюшон на место, укрепив его на горле серебряной пряжкой, кою порой носил. Переприложив подзорную трубу, он решил, что видит галеон. Край его шляпы отогнулся к тулье, волосы растрепались, словно морская трава в круговерти; водяная пыль, поднимавшаяся вихрящимся столпом пены, покалывала кожу лица, не защищенную воротником накидки.
– Превосходная ночь для кораблекрушения. – О’Бриан вновь зажег длинную глиняную трубку и шевельнул за дом, дабы смотритель глотнул чуток воздуха. Убивец носил огромную шерстяную шапку по украинской моде и был облачен в медвежье пальто из цельной шкуры; на запястьях его красовались когти, а голова зверя служила О’Бриану высоким воротником. На квадратном вишневом лице лежала печать выпивохи, глаза же обозначали характер, даже если улыбка и непринужденность им противоречили. Он поднял взгляд на башню – возведенный над двух комнатным коттеджем смотрителя каркас, заревом алого фонаря остерегающий корабли от приближения к реке доутра. По бокам от фонаря имелось два незажженных светильника, желтый и синий, дабы указывать при ясной погоде, по которую сторону лампы кораблю следует идти, ибо остерегающий огонь помещался на крохотном островке по центру песчаной косы; воды здесь текли весьма прерывисто, бывая то глубокими, то мелкими, в зависимости от диспозиции ползучих зыбучих песков.
Лудли глазел на пляж внизу, где остаток его людей стоял близ кляч, на коих прискакал сюда при отступлении прилива.
– Не уложимся в полчаса – и головорезы вконец одеревенеют для действий, и весь план насмарку, и работа коту под хвост.
– План нельзя пускать насмарку, – сказал ему Квайр. – Он у нас один.
– И безумная задумка, – одобрил О’Бриан. – Полонийский шляхтич обернется немалой деньгой. Они богаты, сии полонийцы. Может, побогаче, если в расчете на душу, чем Альбион. Я жил пару месяцев в Годданщьке и видел золота больше, чем видал в Лондоне. Только законы у них странные, писаны простолюдинами, так что вольной птахой на жистянку не заработаешь, разве только солдатом на востоке, но там победнее будет.
Ранее Квайр счел верным не сообщать О’Бриану всей подноготной и намеревался предать эринца, едва тот отслужит свое: он полагал О’Бриана за дурака, в коем жадность побеждает разум, что осложняло управление им по контрасту с другими.
– И месяца не пройдет, как мы все разбогатеем, О’Бриан. Доставить наше послание в Полоний будет твоей задачей.
На
