с кем двадцать лет прослужил. Одни пушки на уме. Позорище какое, Майк.
– Да идите вы! – Фокс обиженно надулся.
– Секундное дело, – Ива положила руку на контакты своего терминала. – Сейчас мы его фактами прижмем. Пока Майкл и вам нос не сломал. Вы с ним поосторожнее, Эндрю. Он у нас тот еще задира.
– Ему не сломаешь, – хмыкнул Фокс и снова окутался клубами дыма. – Ну давай, не тяни, делай запрос. На что спорим?
– Не будет запроса, – сказала Ива, глядя на монитор. Левой рукой она выбила дробь на контактах, а правую сунула под пульт и вытащила ботинки.
– Ох, мама! – воскликнул Фокс. – Где моя обувь, вы, астронавты?! Никто не видел мои башмаки?! Куда же я их… – и опрометью выскочил в коридор, чуть не сбив с ног старпома Боровского.
Ива поспешно обувалась. Вернер со спокойной улыбкой смотрел, как на обзорном экране растет приближающийся адмиральский катер.
– О, Жан-Поль! – обрадовался в коридоре Фокс. – Ты ведь еврей?!
– Ну… – хмуро ответил Боровский.
– Фамилии на «ский» все еврейские, ведь так?
– Слушай ты, поц, – сказал Боровский. – Где твои ботинки?
– Виноват, – пробормотал Фокс и убежал по коридору.
Боровский вошел в рубку и остановился посредине, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок.
– Бар-р-дак! – прорычал он, ни к кому специально не обращаясь.
Вернер подобрал сумку и встал.
– Контроль отражателей в норме, – доложил он.
– А, – сказал Боровский, как будто только что заметил Вернера. – Здравствуйте, Эндрю. Хоть кто-то здесь в состоянии за что-то отвечать. И чего там было?
– Видимо, дефектный блок. Сейчас я его протестирую на своей машине, и тогда смогу дать полное заключение.
– На диверсию не похоже? – неожиданно спросил Боровский. Ива, услышав это, подпрыгнула в кресле и обернулась.
– Не похоже, – ответил Вернер, ощутимо понизив голос. – А что?
– Да так, – Боровский неопределенно шевельнул бровью. – Пришел снизу меморандум о профилактике саботажа. Это, конечно, совершенно не мое дело, но если бы меня спросили… М-да. Вот я и спрашиваю: не похоже?
– Знаете, коммандер, – сказал Вернер без тени юмора в голосе. – По-моему, в Адмиралтействе у кого-то поехала крыша. А вы – рады стараться.
– Ты сам-то когда из психушки вышел?! – окрысился Боровский.
– Да я там, может, и вовсе не был… – пробормотал Вернер обескураженно.
– А я – был, – веско сказал Боровский. – И многому научился. Поэтому я всегда помню, что на «сотках» до полутора тысяч деталей, отказ каждой из которых приводит к потере боеспособности корабля. А еще я помню, что на «Тушканчике» сто человек экипажа. И все основательно тронутые. Во главе с психологом, которая только что хватала меня за яйца. Спрашивается – чего ей стоит отвинтить какую-нибудь елду на орудийной палубе и засунуть себе в…? Может, «Тушканчик» без этой елды
