мне что-нибудь хорошее, Серёж, а то что-то мне грустно.
– Сама виновата, – ответил я. Она чуть приметно улыбнулась и покачала головой. Мы разговаривали очень тихо. Юрка сидел напротив, уставившись в пол, но, конечно же, не пропускал ни одного её движения. Представляю, что он сумел прочесть в этой улыбке. А Маринка нарочно вела двусмысленный разговор и время от времени притрагивалась ко мне плечом. Не знаю, не в тот ли момент, глядя на красноречивый убитый Юркин вид, я для себя установил, что быть её другом гораздо приятнее и почетнее, чем возлюбленным. Она в тот вечер была не похожа на себя саму: такая тихая, ласковая, мирная. Позже я узнал: такой она становилась, когда принимала решение.
Тут я должен ещё кое-что добавить о Юрке. Хотя мы и были друзьями, но я не одобрял некоторые его поступки, хотя открыто не высказывался и никогда с ним не полемизировал. Позже Маринка ругала меня за эту мою «бесхребетность». Но нет, я просто был к нему гораздо снисходительнее, чем к другим и даже себе самому. Во-первых, я долгое время считал его более легкомысленным и менее умным, чем оказалось в действительности. Во-вторых, он был по-настоящему видным парнем. Не его вина, что он нравился всем девчонкам. Но когда я лучше узнал Маринку, я сказал ему: прекрати или у тебя с ней ничего не выйдет, а он сказал: да пошёл ты! И продолжал вести себя вольно. Поэтому я отчасти был рад, что возникшие между ними проблемы подтверждали мою точку зрения. Но всё усложнилось благодаря Маринкиному коварству. В мои планы не входило, чтобы Юрка меня возненавидел или покалечил на почве ревности, а в тот вечер он был близок к этому, как никогда. И как ни рад я был Маринкиной благосклонности, я всё-таки предпочёл бы, чтобы она сидела где-нибудь подальше. Тут на моё счастье кто-то постучал. Она подхватилась и пошла к двери, но ещё раньше её там оказалась Катя.
Некоторое время спустя в комнату кто-то постучался.
– А у нас все дома! – крикнул Максим Рудюков как раз в том момент, когда Катя открывала дверь.
– Ты? – спросила она и улыбнулась радостно, а вслед за тем на пороге показался Резников.
Юра Пирогов, воспрянув духом из-за того, что Марина остановилась за его стулом и, точно невзначай, коснулась рукой его плеча, пригласил совсем по-хозяйски:
– Входи, входи, чего топчешься? Садись вон на стульчик.
Василий сел и, вдохнув воздух, произнёс:
– Как вкусно у вас пахнет!
– Хороший у тебя нюх, Резников, – заметил Юра. – Учуял даже то, чего уже нет.
Сытые и довольные, ребята радостно захохотали, но несколько поутихли, когда Катя поставила перед гостем чашку чая и тарелку с двумя бутербродами.
– Так не идёт! Нас этим не кормили!
– А это, Паша, для дорогих гостей, – не растерялся Резников.
– А я какой?
– А ты серенький!
Все опять засмеялись, только Марина презрительно сощурилась и в полголоса произнесла:
– Жутко остроумен. Он меня утомляет.
