оставалась ребёнком., молодая, не растревоженная душа её дремала, по сути, у неё ещё не было установившегося характера; что-то бродило в этом красивом сосуде, но не было в ней той постоянной целенаправленной внутренней жизни и борьбы, которая питала Маринку и отличала её от других. Наверное, она мечтала о чём-нибудь прекрасном и далёком от жизни, как все чистые, не пробудившиеся души. Кто знает, не встреться она с Маринкой, из Кати мог выйти совсем другой человек. Встреча эта (по позднему признанию самой Кати) была подобна взрыву динамита в горном ущелье, последствия её казались непредсказуемыми.
Маринка любила поговорить со мной о Кате, об их, признаюсь, странных для меня отношениях, рассказывала, как они сошлись. Уместно вспомнить, что у Маринки была одна любимая теория. У неё вообще была масса теорий: одни появлялись на свет мгновенно, ослепляли и гасли, сама Маринка забывала их начисто и удивлялась, как впервые услышанному, если кто-то напоминал ей о них; некоторые она развивала как бы в шутку, забавляясь игрой ума и забавляя других, а потом мне не раз приходилось убеждаться, что она всерьёз верит в их действенность; а ещё были у неё такие теории-убеждения, которые как бы прямо проистекали из свойств её натуры и служили своего рода жизненными правилами. Я хочу сказать, что это не были правила, навязываемые волей и диктуемые разумом, нет, – это была, скорее, насущная потребность её души, заключённая в слова. Так вот, в одной из таких теорий говорилось, что самым высшим человеческим чувством является дружба и не просто дружба, а дружба-любовь к существу своего же пола. Я, к сожалению, не могу воспроизвести ход её рассуждений и аргументы, а также те примеры из литературы, на которые она ссылалась, но поверьте, она отлично умела убеждать. У неё, как следствие этой теории, была потребность отыскивать повсюду «своих» людей. Не знаю, как на практике осуществлялся этот выбор, но сама Маринка была убеждена, что у неё на них чутьё. Для меня совершенно не ясно, чем эти «свои» отличались от прочих. Это были совершенно разные люди, как по характеру, по социальному статусу и уровню интеллектуального и культурного развития, так и по степени их приятности. Была, например, у неё такая Сима – толстая, безбровая девица, ограниченная, даже туповатая, от которой всегда несло потом и жареными семечками. Я видел её несколько раз, она работала продавщицей в магазине, и испытывал к ней непреодолимую неприязнь. Маринка же всегда радовалась возможности поговорить с ней, скучала, если они долго не виделись, а после встречи бывала довольной и беспечно счастливой. Я заметил только одно общее свойство у всех её людей – они обожали Маринку. Я нисколько не преувеличиваю. Помню, как-то в выходной мы забежали в наш кинотеатр на площади Юности и встретили ещё одну её «особую» знакомую, Татьяну. Маринка нас познакомила. Я сначала не имел ничего против – худенькая, миленькая девочка, явно неглупая. Но некоторое время спустя она достала меня своей восторженностью: она непогрешимо была уверена, что всё, что происходит вокруг, происходит для Маринки и по её желанию. Например, когда мы стояли в длинной очереди в буфет, Маринка сказала, что очень любит мороженное из автомата, на что Татьяна ответила:
