владение его телом, его ощущениями. Гортанный крик сорвался с губ Александера, в то время как адское пламя обожгло низ живота. Снова блеснула молния. Земля словно бы разверзлась у него под ногами, и он провалился в бездонную пропасть. Он уцепился за нее, вонзил пальцы в ее плоть через несколько слоев юбок. Несколько минут спустя, совершенно потерявший связь с реальностью, Александер понемногу ослабил хватку и прислушался к стуку дождя и биению своего сердца. Они простояли так довольно долго. Он пытался отдышаться, она покусывала губы, чтобы не расхохотаться.
– Прости, я… – наконец пробормотал он униженно и отодвинулся.
Только теперь до него дошло, что он испачкал себе штаны. Он попытался прикрыть пятно рукой.
– Ты еще девственник, но ты всему научишься.
Она встала на цыпочки и нежно поцеловала его в губы.
– Если хочешь, я тебя научу. Ты хорошо целуешься, это отличное начало!
Александер не сомневался, что Конни не была новичком в делах плотской любви. Ее ярко-красные припухшие губки изогнулись в милой улыбке, ресницы затрепетали. Он со вздохом закрыл глаза. Низ живота по-прежнему жестоко терзало желание. «Carpe diem!» – подумал он. Вот только как теперь уехать?
Прошел еще год. Лето 1748 года окрасило горы в оттенки аметиста, долины приобрели изумрудный цвет. Поспели пшеница и рожь, ягнята весело скакали за отарами, которые белыми пятнами выделялись на фоне зеленых холмов. Но вместе с новым жизненным циклом в Хайленде начался новый виток репрессий. На рейде стояло множество кораблей, постепенно наполнявшихся изрыгаемыми тюрьмой мятежниками. Заключенных переправляли в Ньюкасл, а там их, как скотину, грузили на суда и отвозили в колонии, где им предстояло работать на плантациях.
Несколько раз Александер пробирался в порт и наблюдал за погрузкой несчастных, чьи лохмотья уже не могли скрыть наготу. Он всматривался в лица в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых. И такое иногда случалось, отчего у него по телу пробегала дрожь. Потом он возвращался в дом госпожи Фрейзер, где его ждала повседневная работа. Он был очень признателен вдове за ее доброту. А благодаря Конни к нему снова вернулась радость жизни… Однако временами ветер доносил до него призыв гор, и мысли о том, сколько горя довелось пережить родному краю, брала его за живое. Юноша очень скучал по долине Гленко, мечтал снова увидеть ее, послушать, как мелодично поет река, рассказывая свою историю. Ему хотелось растянуться на густой траве пастбища Раннох-Мур, оставить на ней свой след…
Александер провел рукой по полированной деревянной поверхности, смахнув песок. Он взял у Конни карманное зеркальце, вставил его в резную деревянную оправу, закрепил и теперь любовался результатом. Что ж, не зря потрачено столько сил! О’Ши был бы им доволен. Переплетения, текучие и гармоничные, образовывали совершенных пропорций голову цапли – символ логического мышления и терпения. Именно такой, по его мнению, и была Конни. Он надеялся, что подарок ей понравится.
Александер
