публики, среди горничных и лакеев. Одни названия чего стоили: «Макарка-душегуб», «Игнатка-горюн», «Тайна Малковских трущоб».
– Кузьма Семенович, – Грушевский кивнул на Животова. – Вы, кажется, не всех гостей из парка проводили.
– Пожалуйте, сударь, – оттеснили от мостков журналиста мужики с баграми. Кузьма Семенович обратился к Грушевскому.
– Она это? Что-то больно страшная…
– Не знаю, кто это. Женщина пролежала в воде не менее месяца, судя по степени разложения. В деревне никто не пропадал? Не старая, среднего роста. Нужно осмотреть, но это только если пристав позволит.
– Придется звать полицию?
– Давно пора, – вздохнул Грушевский. – Тело перенесите на носилках, оно в очень плохом состоянии, так что осторожно. В подвал и под лед, пока пристав не приедет. Управляющему и Домне Карповне я сам все скажу. Что Зимородов, пришел в себя?
Дело в том, что, по словам лакея, Зимородов весь вчерашний вечер пил по-черному и был решительно не в себе, когда не спал. А спал так, что больше походил на мертвого. На вопрос Грушевского лакей коротко мотнул головой, мол, и не спрашивайте. Мимо мостков прошел поп из храма Николы-Бережки, его Максим Максимович помнил еще со вчерашнего дня венчания. Сейчас, в это прохладное утро, в дымке легкого тумана, наползающего с озера, не верилось, что лишь вчера было так жарко, душно, людно… Всего лишь несколько часов назад в каждом взгляде, в каждом человеке ощущалось ожидание праздника. А теперь белые пальцы тумана, выползающие из черной озерной воды, пытаются вернуть себе то, что отобрали у него люди.
Когда Грушевский возвратился в китайский домик, Коля еще не проснулся. Разметавшись на неудобном жестком диванчике, обитом тканью с восточными птицами и цветами, мальчик спал неглубоким беспокойным сном. Иван Карлович сидел перед портретом в той же позе, в которой его оставили. Вкратце рассказав Тюрку о страшной находке у озера, Грушевский еще раз взглянул на Колю и тяжело вздохнул. Словно услышав его во сне, студент очнулся.
– Ее нашли? – с ясными, будто не со сна, глазами резко выпрямился Коля. – Там, в озере?
– Коля, вам надо ехать в Санкт-Петербург, – Грушевский поспешил перебить запротестовавшего мальчика. – Мы с Иваном Карловичем проводим вас до станции, а потом вернемся сюда. По приезде в город мы непременно встретимся, и я все вам расскажу. Сейчас я знаю так мало, что боюсь невольно ввести вас в заблуждение. Каждый день заходите или посылайте записки вот по этому адресу, это моя квартира.
Бледный Коля встал, отворачивая глаза, надел еще сырую тужурку и в полном молчании вышел. Только на станции, когда уже подъезжал поезд, Коля остановился перед Грушевским.
– Обещайте, что найдете ее. Или ее, или… правду. И уж тогда не скроете от меня ничего, – потребовал он твердым тоном.
– Вы уже теряли кого-нибудь? – спросил в ответ Максим Максимович.
– Отец умер в прошлом году. Но он давно болел. Его сослали из Польши в Грузию как
