их и отправились восвояси, без спросу прихватив с собой остатки бизоньей туши. Признаюсь по совести: никогда еще меня так не радовал уход гостей.
– Я заметил их следы прошлой ночью и решил, что сегодня они покажутся, – говорит Вуттон. – Охотничий отряд – впервой вижу брюле к востоку от Неошо. Охотятся на бизонов, ясное дело, но когда они стали загинать про большие стада у Арканзаса, я смекнул, что на уме у них пауни. Слишком много вермильона[64] для охотников, да и по следам я насчитал с полсотни мустангов. Ага. Сдается мне, не пройдет много времени, как несколько пауни отправятся на свидание со старым джентльменом.
Это означало, что пауни будут убиты и попадут в ад. Но не могут ли сиу напасть на нас? Надолго задумавшись, Вуттон пожал плечами.
– Точно не скажу. У Пятнистого Хвоста язык прямой, но все ж сиу – те еще пакостники: не будь меня здесь, они вполне могли бы обобрать вас до нитки, а может, и волосы прихватить тоже. Но мне сдается, эти довольно миролюбивы. Вроде как. Ух-ху.
Меня бросило в жар. Полагаю, до этих пор я и не думал про индейцев, не принимал их всерьез – поездка покуда казалась сущей прогулкой, в Вестпорте все выглядели такими веселыми и уверенными, да и от цивилизации с ее пароходами, припасами и солдатами нас все еще отделяло не более нескольких дней пути. И вот, откуда ни возьмись, появляются три размалеванных дьявола – и это еще мирные, как полагает Вуттон, и ты понимаешь, что до Санта-Фе тысячи миль дикой пустыни, кишащей целыми племенами опасных мерзавцев – каких угодно, но только не мирных. Когда тебе рассказывают всякие истории и побасенки, ты слушаешь их вполуха, напоминая себе, что твой караван хорошо вооружен и охраняется. Но стоит увидеть их вживую, во всей этой жуткой раскраске и перьях, и твоя дюжина винтовок, револьверов и восемь жалких фургонов начинают казаться утлым челноком в бушующем море.
Так что я без обиняков спросил у проводника, каковы наши шансы добраться до Санта-Фе без серьезных… хм-м… помех. Впрочем, какая разница – назад пути не было, я не осмелился бы вернуться в долину Миссисипи и вновь улепетывать от погони. Дядя Дик поскреб затылок и поинтересовался, есть ли у меня карта.
– Глядите-ка, – говорит. – До самой переправы через Арканзас мы можем не беспокоиться: Пятнистый Хвост уверяет, что в районе Большой Излучины полно стоянок шайенов и арапахо, а они не враждебные, это точно. Зато он помянул про военные партии навахо, команчей и кайова в округе Симаррона, это к западу. Еще говорил про апачей на реке Канейдиан и ютов на Пикетуайре. Ходят слухи, что Уилл Бент и Сент-Врен оставили Большой Приют. Поверю этому, когда сам увижу. Но все может оказаться и неправдой – кто рискнет поручиться?
«Господи Иисусе, – думаю я, – многовато для пикника в прериях». Но Вуттон утешил меня, сказав, что Пятнистый Хвост может врать: всем известно – индейцы никогда не говорят правды, если только им деваться некуда.[65] Кроме того, у Рощи Совета мы можем влиться в какой-нибудь большой караван, который окажется по зубам только очень
Ярко-красная краска.
Образ и репутация американского индейца за последние несколько десятилетий претерпели серьезные изменения: из жестокого и коварного злодея времен освоения Запада он превратился в героя-патриота. Маятник моды имеет тенденцию колебаться очень сильно, и, огульно отвергая мнение Вуттона и его современников, мы можем впасть в такое же заблуждение, как и безоговорочно соглашаясь с ним. Без сомнения, фронтирщики индейцам не доверяли и, как правило, недолюбливали их. Есть свидетельства, что Кит Карсон, более образованный, чем большинство прочих, говаривал: «Я не верю ни одному из них»; Джим Бриджер называл сиу «лживыми и подлыми». Джим Бейкер, трезвомыслящий и уважаемый горный охотник, выразил в беседе с Р.Б. Мерси таковое мнение: «Они испокон веку страшные негодяи, и по мне, только наполовину люди. Видали вы людей, которых ты кормишь, поишь и привечаешь в своем доме, но стоит тебе отвернуться, как они уведут твоих лошадей или стащат все, что попадет под руку. Нет-нет, это не всегда. Они могут чувствовать благодарность и добром встретят тебя в своем вигваме. Но инджин никогда не постесняется обжулить тебя. С ними бесполезно говорить о совести. Они не знают такого слова. Это лживые подонки, и ты не добьешься от них порядочности, пока не задашь им трепку по первое число. Они не понимают манер белых людей и не собираются учиться. Если ты с ними мягок, они думают, что ты их боишься».
Мнение знатока. Но то, что индейцы думали о Бейкере и его белых приятелях-фронтирщиках, столь же показательно. Нам известно, какую оценку поздние индейские вожди давали американской армии и правительству, и у них были на то основания. Вполне вероятно, Бейкер был прав, утверждая, что понятия индейцев о морали и совести сильно отличались от понятий белых людей. Для сиу так же трудно было усвоить идею европейцев о неприкосновенности частной собственности, как для белого нелегко было принять обычай не убивать врага в битве, а считать на нем «ку». Правильнее всего признать, вслед Флэшмену, что у обоих сторон были слишком разные понятия о морали, и покончить с этим. Но в одном Вуттон совершенно прав: путешественнику не стоило терять бдительности, даже с явно мирными индейцами, – существует масса свидетельств, что они вели себя, по меньшей мере, непредсказуемо, напоминая в этом, кстати сказать, шотландских горцев. См.: Мерси «Тридцать лет…».
