в смущении смотрела на кончики своих пальцев и молчала; но увлажненные слезами глаза выдавали ее волнение.
Керавн радовался безмолвному согласию, с которым Арсиноя, по-видимому, разделяла его желание во что бы то ни стало участвовать с сестрой в представлениях. Он забыл, что только что упрекнул ее в низком образе мыслей, и сказал:
– У этой девочки во всем верное чутье. А тебя, Селена, я серьезно прошу помнить, что я твой отец, и запрещаю тебе этот наставительный тон в разговоре со мною. Ты привыкла к нему при своем обращении с детьми; там ты можешь употреблять его и впредь. Тысяча четыреста драхм кажутся с первого взгляда большой суммой, но если материю и уборы, которые вам нужны, купить с толком, то после празднества, может быть, можно будет с барышом перепродать их.
– С барышом! – вскричала Селена с горечью. – За старые вещи не дадут и половины цены, даже четверти. И хоть бы ты выгнал меня из дому, но я не хочу способствовать тому, чтобы мы низверглись еще глубже в бездну нищеты!.. Я не буду участвовать в играх!
На этот раз смотритель не вспылил, а спокойно и не без некоторого удовольствия поднял глаза и перевел их с одной дочери на другую. Керавн привык по-своему любить Селену как полезное ему существо, а Арсиною как свое красивое дитя; и так как, в сущности, дело шло только об удовлетворении его тщеславия, а этой цели можно было достигнуть при помощи одной младшей дочери, то он сказал;
– В таком случае оставайся при детях. Мы извинимся за тебя, сославшись на твое слабое здоровье. И в самом деле, девочка, ты так бледна, что жалко смотреть. Для одной Арсинои мне легче найти необходимые средства.
На щеках Арсинои снова показались две очаровательные ямочки, но губы Селены были так же бледны, как ее бескровные щеки, когда она вскричала:
– Но, отец, ни хлебопек, ни мясник не получали от нас целых два месяца ни одного сестерция, а ты хочешь промотать семьсот драхм!
– Промотать! – вспылил Керавн, но затем продолжал скорее приниженным, чем возмущенным тоном. – Я еще раз запрещаю тебе говорить со мною таким образом. В зрелищах примут участие богатейшие молодые люди; Арсиноя – красавица, и, может быть, который-нибудь из них выберет ее себе в жены. Разве это значит промотать деньги, если отец старается найти достойного супруга для своей дочери. Да и что, собственно, ты знаешь о моих средствах?
– У нас ничего нет, поэтому мне нечего и знать! – вскричала вне себя девушка.
– Во-о-от как? – спросил Керавн протяжно и с улыбкою превосходства. – Разве то, что лежит там в шкафу и стоит здесь на карнизе, – ничто? Из любви к вам я расстанусь с этими вещами. Пряжку из оникса, кольцо, золотой обруч и пояс, разумеется…
– Они из позолоченного серебра, – безжалостно возразила Селена. – Настоящие вещи, принадлежавшие деду, ты продал после смерти матери.
– Ее следовало сжечь и похоронить прилично нашему званию, – возразил Керавн. – Но я не хочу думать теперь о тех печальных днях.
– Думай о них почаще,
