но тот быстро покрылся серой пылью: Никита совсем обленился и не давал труда себе лишний раз стереть ее. В отличие от Сергея, он спал целыми днями и находил Ржищев весьма приятным местом – тихим и покойным, в отличие от шумного Петербурга. Сергей не завидовал Никите: разница вкусов была всего лишь отражением их неравенства.
Никита был раб тихий и добровольный. Он искренне считал, что ему повезло: господа у него добрые, знатные и богатые. Он был доволен своей судьбою, не искал большего – и искренне негодовал на тех, кто поступает иначе. С его точки зрения мир был прост – существовали господа и их люди. Остальное же было от лукавого. Господа были образованные и служили, люди же служили господам. Но не потому, что были необразованные – а потому, что так заведено Богом.
Вскоре после случая с Грохольским, после непрерывных сухих гроз, дары, духоты и нескончаемой скуки, Сергей понял, что хочет одного – навсегда снять с себя мундир. Уехать отсюда. Уйти в отставку. Бросить службу. Сие было недостижимо, и оттого – вдвойне заманчиво.
3
У дома, где квартировал Тизенгаузен, остановилась запыленная бричка. Молодой человек в грязной рубахе, благоухающий потом и дорожной пылью выполз из нее, с отвращением натянул на плечи мундир и отправился представляться полковому командиру.
В кармане Сергея лежало письмо от мачехи; она просила при случае присмотреть за племянником. Сергей едва помнил его по самой первой встрече в Москве, по Семеновскому полку. Это было там, в иной жизни, где он был частью целого. Теперь же он был только осколком, обломком, сухим листом, заброшенным далеко от родного дерева. Впрочем, Мишель был таким же – и именно поэтому Сергей ждал, что он явится к нему на следующий же день после приезда в Ржищев.
Но прошло два дня, а прапорщик так и не появился. И Сергей решил навестить его сам.
Мишель прибыл в Ржищев из Житомира, где полгода состоял при корпусной квартире. Насмотревшись на чудачества корпусного командира генерала Рота, он хотел одного – отоспаться и забыть все это. Даже у них в Нижегородской губернии, где помещики были людьми простыми, такого ужаса не было. Конечно, мужиков секли – как мужика не сечь, если он пьет, балует, убегает? Но сам Мишель считал себя человеком просвещенным, и Ваньку своего один только раз в жизни отослал на съезжую: когда тот случайно спалил в печке его тетрадку со стихами. Иван читать не умел, принял старую тетрадку за ненужные листы и растопил ими печку. Впрочем, потом Мишелю было стыдно: стихи были дурные, он и сам собирался сжечь их, но рука не поднималась.
Ванька, прибывший вместе с барином на юг, был малость придурковат: казалось, что не он присматривает за Мишелем, а Мишель – за ним. Главной его странностью была любовь к огню: печи он готов был топить постоянно, даже в жаркую погоду. Мишель часто пытался его остановить, но куда там – страсть побеждала, поэтому печка во флигеле, где квартировал Мишель, была раскалена. Несмотря на раскрытые окна, в доме было так душно и
