что отнял время и вот отказываешься.
Потому что они оба, Станиславский и Сулержицкий, тогда отказались.
3
Сулержицкий придет заниматься с учениками Курсов драмы только года три спустя. К. С., если верить студийцам, станет заглядывать к нему на занятия.
Оговорку – «если верить» – поясним чуть позже. Пока немного о школе и ее хозяине.
Перед открытием Художественно-общедоступного в брошюрке написали: в труппе, составленной из любителей и выпускников Филармонического училища, выделяется известный артист Адашев (Платонов).
В провинции А. И. Адашев с успехом играл первые роли. Летом 1898 года Станиславский вглядывался в него: «Мне он очень симпатичен»; «некоторым он очень нравится, другим не очень (и это меня удивляет)». «Во всяком случае он находка, а за 900 рублей тем более»[57]. Станиславский занимался с ним больше, чем с остальными соискателями роли царя Федора, какое-то время был готов на нем и остановиться; в «Чайке» ему назначили Тригорина. До начала сезона успели понять: актер не то, за что его приняли. Перспектива быть премьером перед ним закрылась, но в труппе Адашев остался и ролями его не обделяли. В премьере 1906 года «Горя от ума» сыграл Молчалина.
В этом же году открылась созданная им частная школа на паях Курсы драмы Адашева.
Ему еще поставят в строку, что он подбирал тех, кто на экзаменах в МХТ не провалился, но и не прошел. На Курсах драмы требования были помягче, а круг педагогов был примерно тот же. Преподавали товарищи Адашева по сцене: Лужский, Леонидов, Литовцева, Качалов (Качалов роли педагога избегал, но уговорили).
В строку поставят, конечно, не выбор педагогов, а то, что Адашев оттеснял другие частные школы (также платные), давая если не гарантию, то сильную прибавку шанса после курсов попасть в сотрудники МХТ (что оставалось целью для слишком многих).
Студийки Первой студии из числа прежних учениц школы Адашева и здешние занятия, и самого руководителя описывают в основном ради контраста с тем, как с ними станет работать Сулержицкий. Рассказы о «мимодрамах», с которых Адашев начинал обучение, педагогическую рутину явно утрируют. Так описываются мимодрамы для первокурсников. Учеников готовят на амплуа «комических», разыгрывают сценку, где надо заразительно смеяться. Сцена такая: гость не застал хозяев, берет книгу и с ней засыпает. Хозяин или хозяйка комнаты (если гость мужчина, то появляется хозяйка, и наоборот) «замечает спящего-спящую, будит его-ее, после чего оба долго смеются». Описана и мимодрама трагическая: случайно найденная в книге записка говорит об измене и коварстве любимого существа – нашедший пишет предсмертную записку и уходит за кулисы кончать с собою[58].
Все это в мемуарах подчеркивает «до-сулеровскую» архаику.
Выпускники показывались (как везде было заведено) в целом ли спектакле, в отдельных ли актах из нескольких пьес. Так было и ранней весной 1911 года, распорядка приход Сулержицкого не изменил.
Появился он на курсах
КС-9. Т. 7. С. 262.
Бирман. С. 29–30.
