на крест на Св. Софии, чтобы при вхождении русских войск в город он был уже готов.
Осуществление вековой мечты о взятии Константинополя казалось свершившимся фактом не только для попавших в общую струю массовой национальной истерии, но и для самих руководителей русской политики. В начале 1915 г., во время Дарданельской операции союзников, Англии и Франции было необходимо дополнительно заручиться поддержкой России, и они предложили раздел территории Турции в случае успешного завершения войны. Согласно подписанному 8-12 марта секретному договору, Россия должна была получить в свое владение Константинополь, проливы и ближайшие прилегающие к ним территории. В марте же начались операции русского флота в направлении Босфора[146]. В связи с подписанием этого договора в различных российских ведомствах были составлены записки для внутреннего пользования, касающиеся будущего устройства русского Константинополя – военного, экономического, церковного. Записки для Св. Синода составляли И. И. Соколов и архиепископ Антоний (Храповицкий). И. И. Соколов создал пространный текст с большим историческим введением, посвященным положению Церкви в Византии. Настоящее положение вещей он рассматривал как восстановление Византийской империи под скипетром русского царя и связывал события войны с восстановлением патриаршества в России. Русский патриарх займет второе место после Вселенского, который, в свою очередь, получит подобающее ему первенство по чести в православном мире. Константинополь может стать своего рода второй столицей и одной из резиденций русского царя[147]. Архиеп. Антоний, еще ранее известный своими филэллинскими настроениями, предлагал освобожденный русским оружием Константинополь непосредственно передать в руки греков в качестве благодарности за то, что они некогда просветили Русь светом христианства[148].
23 марта 1915 г. датируется докладная записка о патриархате и Св. Софии директора РАИК Ф. И. Успенского. Отвергая как утопические все планы слияния патриархата с Российским Св. Синодом, с Афоном, с Грецией, он призывает в отношении него «придерживаться строго канонических правил и церковной практики при царях византийских». Не исключает Успенский, впрочем, и возможности, наиболее выгодной для России: патриарх – турецкий чиновник, «и кто решится утверждать, что патриарх не признает более выгодным для себя и для интересов эллинизма разделить участь султанского правительства», – восклицает он[149]. Авторы некоторых записок настаивали на необходимости включения русского архиерея в состав константинопольского Синода;[150] другие, напротив, считали это неразумным и говорили, что отношения русского архиерея в Константинополе с патриархом могут быть только братскими[151]. Были и другие проекты, которые предусматривали полную русификацию Константинополя и превращение его в один из русских губернских городов, и низведение патриарха на уровень епархиального
Документы, отражающие подготовку этого соглашения, см. в кн.: Константинополь и проливы. По секретным документам бывшего министерства иностранных дел / Под ред. Е. А. Адамова. М., 1925. С. 221–304. Однако уже в годы войны стала ясной несбыточность этих надежд: 21 февраля 1917 г. министр иностранных дел Покровский подчеркивал, что соглашение о проливах не более чем «вексель», подписанный Англией, Францией и Италией, который останется простым клочком бумаги, если Россия к началу мирных переговоров фактически не завладеет проливами (Проливы (сборник) / Пред. Ф. Ротштейна; доп. ст. Е. А. Адамова. М., 1924. С. 88–93). Октябрьская революция выбросила этот «ненужный клочок бумаги в сорную корзину истории» (там же. С. 94), а после перемирия 30 октября 1918 г. Англия заняла господствующие позиции в Константинополе и проливах.
Там же. С. 203, 211.
«Вселенский патриарх и русская гражданская власть в Константинополе». Б/д, б/п. // Там же.
