в том числе и на письма, когда это случилось. Только тогда, когда Ричард послал за ним судебного пристава, вручившего ему повестку, – он нашелся.
– Что в ней говорилось? – осторожно произнесла она, выжимая апельсиновый сок.
Мой голос сделался более спокойным, а в глазах отражалась все та же беспринципность, что и несколько лет назад.
– В ней говорилось, что его вызывают в суд для разрешения финансового вопроса. Только тогда он и узнал, что ее больше нет, – я отчаянно ухмыльнулась.
Сара подошла ко мне и, глядя прямо в глаза, прошептала:
– Кейс, мне очень жаль.
– Мне тоже, – со вздохом проговорила я, – мне тоже было очень жаль его, когда спустя четыре года после ее смерти и через месяц после моего совершеннолетия и судебного заседания он пришел ко мне домой…
Я чувствовала, как горечь прошлых лет подступает к горлу, а голова наполняется свинцовым сплавом, становясь все тяжелее.
– Мне было очень жаль его, когда он просил прощения за то, что его не было рядом. За то, что он оставил нас. Мне было жаль его, когда он услышал о запрете приближения ко мне и когда его мать ударила меня по лицу, услышав решение судьи, гласившее, что третья часть его финансового состояния переходит ко мне. – Я остановилась и неторопливо продолжила, подыскивая опору. Мой голос дрожал.
– В тот момент я ощутила невыносимую боль, и она не была только физической. Отчаяние и предательство говорили во мне так громко, что я едва ли слышала еще что-то вокруг, ощущая обжигающее жжение на щеке и горячую кровь, что сочилась из уголка рта.
Она возмутилась и, рухнув на стул, воскликнула, стараясь овладеть собой.
– Но почему ты ничего не ответила, почему не заступилась за себя?
– Потому что это не тот путь, которому меня учили.
– Что, – с презрением бросила она, – тебя учили подставлять вторую щеку?!
Я улыбнулась и, взяв стакан со свежевыжатым соком, сделала несколько больших глотков.
– Образно говоря, – я толкнула ее плечом и спустя мгновение продолжила ровным тоном. – Понимаешь, я так и не смогла его простить и не знаю, смогу ли когда-либо. Он совершил ошибку, за которую сейчас расплачивается, и я понимаю, что мучаю его вот этими руками, но пока ничего не могу поделать с собой, как если бы мне доставляло это удовольствие.
– А ты его испытываешь?
– Нет, – однозначно обронила я.
– Тогда зачем ты это делаешь?
Я сделала медленный глубокий вдох и такой же выдох.
– Я не знаю, – с досадой добавила я, – наверное, потому что у меня не хватает сил простить его. Прощение – это удел сильных, а я, похоже, очень слабая, раз не могу принять и ощутить всю его боль, делая свою более значимой.
На мои глаза накатывались слезы, скатываясь и разбиваясь об пол с исправной ритмичностью, словно часовой механизм.
– Может, я думаю, что это единственные чувства, которые
