вопрос: знаешь ли ты, что если не пройдешь испытание, то твоя душа окажется у меня на очень, очень долгое время, возможно и навсегда, и я буду иметь полную власть над ней?
– Нет, я этого не знал, но мне, в общем-то, все равно.
– Тогда начнем.
Туман сгустился вокруг меня, и мгновенно исчез – я стоял в светлой комнате, очень похожей на покои Менетера. Я огляделся, и увидел – Арна, она стояла и смотрела на меня, а затем выхватила из-за пояса кинжал и заколола себя. Я закрыл глаза, повторяя про себя, что не должен двигаться с места, ведь Шотер только этого и ждал. Разомкнул веки, и вот я уже стою перед мертвым Агетером Кальгоном. Все было так, словно это был тот самый злополучный день – он лежал на кровати, проткнутый собственным мечом. Дыхание участилось, ведь это было моей ошибкой, но я вновь не позволил себе шевельнуться. Но комната никуда не исчезала, сколько я не моргал. Все, все было как будто в реальности, и запахи, и присутствие Латии с ее таинственной прислужницей. Я словно оказался в замершей сцене. Я знал, что ничего нельзя предпринимать, даже не смотря на то, что они стоят и не шевелятся. Когда я устал ждать, я решил покинуть королевские покои, и через дверь вышел на знакомое побережье рыбацкой деревушки Браз. Вот тот самый постоялый двор, куда ведет тайный ход башни Елейхао, вот из двери выходят Энес и Менетер. Их сразу же хватают, так что Энес не успевает сотворить ни одного, даже самого никчемного заклинания. Быстро связав, моих друзей избивают, закидывают в какую-то телегу и везут в сторону Кальгона. Я мог лишь печально проводить их взглядом, и надеяться, что это неправда, и Шотер лжет мне, пытаясь сломить мой дух. Я направился к лодке, и сразу же попал на Возмездие, в мой первый в жизни шторм. Вот Лерг, бедняга, падает из вороньего гнезда в воду, а в моих руках веревка. Естественно, я понимал, что мой бросок будет неудачным, но все равно рискнул, ведь подобным образом я не стремился изменить происходящее вокруг меня, а наоборот, восстанавливал это. Но только вместо утешений, матросы на корабле принялись бранить меня, и говорить, что лучше бы на месте Лерга оказался я. Меня было не смутить этим, я знал, что не был виноват. Стоило мне так подумать, как сразу же передо мной встала картина, которую я, с тех пор как узнал, что Арна принцесса, представлял себе тысячу раз – как фигура в сером нападает на нее около родника, когда она пытается передать мне письмо, положив его под камень. Что-то в той фигуре показалось мне неясно знакомой, но я никак не мог уловить что. Вот Арна отпрыгивает в сторону, бежит, а затем спотыкается, падает, и острый кинжал настигает ее. Эта картина повторялась семь раз, и каждый повтор все было по разному, – то убийца просто закалывал ее в спину, то перерезал горло, то просто бил, связывал и забирал с собой. Но я знал, что все было иначе, и это не могло сломить меня, я наоборот лишь укреплялся в своей любви к этой отважной, сильной девушке. Я даже успел привыкнуть к происходящему, когда картина вновь изменилась – теперь я раз за разом получал удары плетью в гвардейской школе, но не чувствовал боли – лишь позор. И это повторялось много, даже больше, чем смерть моей любимой. Затем повторилось то, что я видел
