поздоровался я.
– Добрый день, – она разогнала рукой дым и оглядела меня с головы до ног. – Ты Герман?
– Ты меня знаешь?
– Мне Шура сказал, что ты зайдешь.
– Травмированный?
– Да. Садись, – она встала с бумаг, указывая на стул возле стола.
Бумаги тут же завалились. Я наклонился было, чтобы собрать, но Ольга остановила:
– Брось, – сказала, – пусть лежат. Их давно пора выбросить.
Она села в свое старое кресло, обтянутое дерматином, и положила ноги на стол, как копы в кинофильмах, придавив кроссовками какие-то отчеты и формуляры. Платье на мгновение задралось. У нее были красивые ноги – длинные худые икры и высокие бедра.
– Куда ты смотришь? – спросила она.
– На формуляры, – ответил я и сел напротив. – Оль, я хотел поговорить. У тебя есть пара минут?
– Есть час, – ответила она. – Хочешь поговорить о своем брате?
– Точно.
– Ясно. Знаешь что? – она резко убрала ноги, икры снова промелькнули перед моими глазами. – Пошли в парк. Тут дышать нечем. Ты на машине?
– Попуткой, – ответил я.
– Не страшно. У меня скутер.
Мы вышли, она закрыла за собой дверь на висячий замок, села на скутер, тот с третьей попытки завелся. Кивнула мне, я сел, легко взяв ее за плечи.
– Герман, – повернулась она, перекрикивая скутер, – ты когда-нибудь ездил на скутере?
– Ездил, – крикнул я в ответ.
– Знаешь, как руки держать надо?
Я смущенно убрал руки с ее плеч и положил на талию, ощущая под платьем ее белье.
– Не увлекайся, – посоветовала она, и мы поехали.
Парк был напротив, нужно было всего лишь перейти дорогу. Но Ольга промчалась по улице, выехала на пешеходную часть и нырнула в густые кусты, которыми была обсажена территория парка. Тут была тропинка. Ольга умело проскользнула между деревьями, и вскоре мы выскочили на асфальтовую дорожку. Аллеи были солнечные и пустые, за деревьями виднелись аттракционы, качели, сквозь которые пробивались молодые деревья, детская площадка, где из песочниц рвалась вверх трава, будки, в которых раньше продавались билеты, а теперь мягко ворковали сонные голуби и прятались бродячие собаки. Ольга объехала фонтан, свернула в боковую аллею, проскочила мимо двух девочек, выгуливавших такс, и остановилась у старого бара, стоявшего над речкой. Бар тут был с давних времен, в конце восьмидесятых, помню, в одной из его комнат открыли студию звукозаписи, перегоняли винил на бобины и кассеты. Я тут, еще когда был пионером, записывал хэви-металл. Бар, как оказалось, все еще работал. Мы зашли внутрь. Это было довольно просторное помещение, насквозь пропахшее никотином. Стены обшиты деревом, окна завешены тяжелыми шторами, во многих местах прожженными окурками и измазанными губной помадой. За стойкой бара стоял какой-то чувак, лет шестидесяти, цыганской наружности, я имею в виду – в белой рубашке и с золотыми зубами. Ольга поздоровалась
