им просто некого нейтрализовывать. Меня, однако, куда больше тревожит падение спроса на анти-пси-энергетиков, что, впрочем, неудивительно, учитывая пропажу стольких пси. Причем мне сдается, что все они задействованы в какой-то крупной операции, и только Холлис знает, кто нанял всю его шайку, где это происходит и что поставлено на карту.
После этих слов Ранситер погрузился в мрачное молчание. Как сможет Элла помочь ему? Изолированная от мира, замороженная в своем саркофаге, знающая о происходящем только с его слов… И все же он всегда полагался на ее мудрость, ту особую женскую мудрость, которая не имеет отношения ни к знаниям, ни к опыту, а основана на чем-то глубоко внутреннем. При жизни Эллы он не сумел разгадать ее тайну; сейчас, когда она навеки застыла в неподвижности, это стало окончательно невозможно. Другие женщины – после смерти Эллы он был близок с несколькими – практически не обладали этим качеством. В лучшем случае – лишь намеком на него.
Призрачным намеком, так и не развившимся ни во что большее.
– Расскажи, – попросила Элла, – что из себя представляет этот Мелипон?
– Чудак.
– Он работает за деньги? Или по убеждению? Меня всегда тревожит, когда начинается пси-мистика, разговоры о высшей цели и космическом единстве. Как у этого ужасного Сараписа, ты его помнишь?
– Сараписа больше нет. Холлис разделался с ним, когда узнал, что тот замышляет собственное дело. На Сараписа настучал кто-то из его же прогностов. Мелипон, кстати, куда круче этого Сараписа. Когда он разогреется, уравновесить его поле могут только три инерциала, что нам совершенно невыгодно, потому что плату мы получаем, вернее, получали, как за одного. Общество установило свои расценки, и мы обязаны подчиняться.
С каждым годом членство в Обществе приносило Ранситеру все больше и больше хлопот. Бессмысленные и разорительные решения стали для него хроническими раздражителями. Кроме того, бесила напыщенность членов правления.
– Насколько мы можем судить, Мелипон работает за деньги. По-твоему, это лучше? Ты так думаешь? – Он подождал, но Элла не отвечала. – Элла!
Молчание. Ранситер нервно сглотнул.
– Эй, Элла! Ты слышишь? У тебя все в порядке?
«Господи! – промелькнула страшная мысль. – Она кончилась».
Навсегда!
Спустя несколько мгновений в правом наушнике прозвучало:
– Меня зовут Джори.
Это была чужая мысль, не Эллы, совсем другой рисунок, более живой и грубый, без ее приглушенной утонченности.
– Освободите линию! – в панике крикнул Ранситер. – Я говорю со своей женой Эллой, откуда вы взялись?
– Меня зовут Джори, – повторил неизвестный. – Со мной никто не разговаривает. Я решил немного пообщаться с вами, мистер, если вы не возражаете. Как вас зовут?
Сдавленным голосом Ранситер произнес:
– Я хочу говорить со своей женой, миссис Эллой Ранситер. Я заплатил за то, чтобы говорить с ней, и с вами я беседовать не собираюсь.
