пять минут!
«Велика беда, – подумал Тервиллиджер, – не на пять же лет!»
– Отнесите пленку в проекционную. И пошевеливайтесь!
Тервиллиджер прищурился, привыкая к густому сумраку зала.
В темноте он различил в креслах пять шумно дышащих и беспокойно ерзающих фигур, исполненных чиновничьего ража. В центре зала с каменной неподвижностью сидел особняком и покуривал подросток.
«Нет, – сообразил Тервиллиджер, – это не подросток. Это Джо Клеренс. Тот самый. Клеренс Великий».
Теперь маленький, как у куклы, ротик выдохнул облачко дыма.
– Ну?
Тервиллиджер суетливо кинулся в сторону проекционной, сунул ролик в руки механику; тот скорчил рожу в сторону боссов, подмигнул Тервиллиджеру и скрылся в своей будке.
Вскоре раздался зуммер.
– Боже! – вспылил гнусавый голосок. – Да запускайте же!
Тервиллиджер пошарил рукой в поисках кресла, обо что-то ударился, шагнул назад и остался стоять.
С экрана полилась музыка. Под звуки барабанного боя пошли титры его демонстрационного фильма:
TYRANNOSAURUS REX: ГРОЗА ДОИСТОРИЧЕСКИХ ВРЕМЕН
Снято автоматической камерой для замедленной съемки. Куклы и анимация Джона Тервиллиджера. Исследование жизни на Земле за миллиард лет до нашей эры.
Коротышка в центре зала с иронией тихонько похлопал детскими ручками.
Тервиллиджер закрыл глаза. Смена музыкальной темы заставила его посмотреть на экран. Титры заканчивались на фоне ядовитого ливня в доисторических джунглях, полускрытых за пеленой дождя. Камера наплывом пошла сквозь тропический лес к подернутому утренним туманом морскому берегу, по пути встречая на земле и в воздухе бегущих и летящих чудовищ. Покрытые массивными треугольными костными шипами, что были разбросаны по коже цвета зеленой плесени, рассекали ветер птеродактили, сверкая алмазами глаз и показывая частокол огромных зубов. Эти смертоносные летучие змеи пикировали на свои не менее страшного вида жертвы, а затем стремительно взмывали ввысь с добычей, которая визжала и извивалась в их пасти.
Тервиллиджер зачарованно следил за происходящим на экране.
У самой земли пышная растительность кишела рептилиями. Ящеры самых разных размеров, закованные в панцирь, месили лапами жирную грязь. Воссозданные воображением Тервиллиджера, они олицетворяли для него злодейство во плоти, от которого бросается врассыпную все живое.
Бронтозавры, стегозавры, трицератопсы… Легко сказать, но трудно представить себе эти многотонные махины.
Исполинские динозавры передвигались как гигантские уродливые танки, сеющие ужас и гибель. Мшистая почва ущелий сотрясалась под ними. Тысячи цветов гибли под очередным шагом чугунной лапы. Ноздри уродливых рыл вбирали туман, и джунгли оглашал рык такой силы, что небо раскалывалось пополам.
«Мои красавчики, – думал Тервиллиджер, – мои лапочки! Крошки ненаглядные!»
Скольких трудов они ему стоили – создания из разных видов резины, с крохотными подвижными стальными суставами. Придуманные в бессонные ночи, воплощенные сперва в глине, а затем сформованные из пенорезины или из губчатой резины, они двигались только благодаря его рукам. И большинство было не крупнее кулака. Остальные – не больше той головы, в которой они зародились.
– Господи! – восхищенно ахнул кто-то в темноте.
А ведь когда-то это было снято кадр за кадром, и он, Тервиллиджер, создавал стремительное движение своих фантастических образов из неподвижных картинок. Самую малость изменив позы и положение зверушек, он делал снимок. Потом опять продвигал их на волосок – и фотографировал. Этот кропотливый труд продолжался часы, дни, месяцы. И вот теперь восемьсот футов отснятого материала – а именно таков был скромный результат – будут просмотрены за считаные минуты.
«Смотри-ка, они живут, они двигаются», – радовался Тервиллиджер. Он никак не мог привыкнуть, что на экране его создания совсем как живые!
Кусочки пористой резины и латекса, глина, стальные детальки, стеклянные глаза, каменные клыки – и все это вдруг превращается в хищное зверье, терроризирующее континенты, царящее в джунглях задолго до появления человека, миллиард лет назад! Эти чудища дышат. Эти чудища сотрясают воздух своими громовыми голосами. Какое сверхъестественное преображение!
«Пусть это и нескромно, – думал Тервиллиджер, – но вот он – мой райский сад, и вот они – мои гады земные, о коих могу сказать в конце Шестого дня, что они хороши, и назавтра, в день Седьмой, почить от дел своих».
– Господи! – повторил в темноте тот же восхищенный голос.
Тервиллиджер,
