решил записывать все, что со мной происходило, и всячески экономил чернила, хотя понимал, что со временем они все равно закончатся, а вместе с ними придет конец и моим записям.
Время шло, и я лишился ниток, иголки затупились и сломались, одежда истрепалась; несмотря на большой запас всевозможных вещей, мне многого не хватало. У меня, например, не было ни лопаты, ни заступа, ни кирки; мне нечем было обрабатывать почву, – а я подумывал заняться земледелием.
На то, чтобы окончательно устроиться на острове, содержать в порядке мой склад и еще более основательно укрепить ограду, понадобился почти год. Самая трудная и изнурительная работа заключалась в том, чтобы нарубить в роще толстых сучьев и молодых стволов, обтесать, распилить, а затем дотащить до площадки. Вбивая колья изгороди, я поначалу использовал увесистый сук, но затем вспомнил, что у меня есть железный лом, и дело пошло намного быстрее. Впрочем, особенно спешить мне было некуда. Покончив с частоколом и погребом и приобретя надежную крышу над головой, я стал чаще обычного бродить по острову с ружьем в надежде подстрелить какую-нибудь дичь. Именно тогда я и принял решение записывать в дневник все, что ежедневно происходило со мной…
Вначале, словно в бухгалтерской книге, я перечислил все отрицательные и положительные стороны своей нынешней жизни. Я беспристрастно сопоставил злое и доброе, горестное и отрадное, плохое и хорошее:
Эта первая запись свидетельствовала, что в любой ситуации, в какой бы ни оказался человек, есть свои минусы и плюсы. Когда я понял, что помощи ждать неоткуда, и перестал пристально всматриваться в морской горизонт, то жизнь с ее ежедневными хлопотами и заботами полностью захватила меня. Я даже стал находить в ней приятные стороны и маленькие радости…
Моя палатка уже была приспособлена для жилья. С частоколом я покончил, и теперь мое обиталище выглядело как укрепленный форт. С внешней стороны я насыпал вдоль частокола земляной вал высотой в два фута. Кроме того, я соорудил навес из ветвей, и мой дворик оказался как бы под кровлей, защищавшей его от дождя. Так как вещей у меня было превеликое множество и они загромождали палатку, я принял решение углубить пещеру, где находился мой погреб. Кроме погреба мне нужна была просторная кладовая. Опыт у меня был, и работал я легко, вынося, как и прежде, вынутую землю наружу. Теперь я знал, что хищников опасаться не стоит, и мне в голову пришла мысль прорыть еще и подземный ход, ведущий за пределы ограды. Я осуществил задуманное, и у меня получилась сводчатая галерея, которая впоследствии служила мне не только дорогой к палатке, но и значительно расширила мою кладовую. Я постоянно пользовался своим потайным ходом, возвращаясь с охоты или с берега моря.
Когда с кладовой и подземным ходом было покончено, я принялся за изготовление мебели, прежде всего стола и стульев, без которых я так и не привык обходиться. Я не мог ни пообедать как следует, ни сделать запись в дневнике, ни отдохнуть, особенно если погода стояла сырая и дождливая. До этого я никогда в жизни
