вышел и вскоре вернулся с комполка Дальчевским.
Дальчевский, увидев Дуню Юскову, выпрямился, пронзил взглядом.
В ее глазах метался испуг: ради всего святого, не признавайте меня, я ни в чем не виновата, ни в чем! Она никому не выдала про сговор полковника с Юлией Михайловной.
IV
Ной не ждал, что к нему пожалует чопорный полковник Дальчевский. А тут – батальонщица!.. Надо как-то извернуться.
– Приехала вот на воскресенье из Питера погостевать землячка. А тут у нас сражение произошло. Из нашего Минусинского уезда, Евдокия Ивановна.
– О-очень приятно! – неулыбчивое, длинное лицо Дальчевского не выразило ни удивления, ни участия, как будто и в самом деле он не спал с Дуней в Пскове. – Такое жестокое время, Ной Васильевич! Кошмарное время. Вас не было, когда матросы допрашивали батальонщиц. Пятерых казаки расстреляли на кладбище, а других замучают у себя в теплушках. До Петрограда не довезут, понятно. Наш комиссар допытывался про пулеметчицу Евдокию Юскову. Погибла, пожалуй. Это ее счастье!
У Дуни ни кровинки в щеках и сердце замерло.
– Надо полагать, у большевиков не все единомышленники, если восстал красногвардейский батальон! Что ж, Ной Васильевич, приглашайте сесть.
– Милости прошу, Мстислав Леопольдович.
Подал ему стул, а у самого глаза сузились, как у охотника, целящегося в крупного зверя.
Расселись…
Ной повесил беспогонную шинель Дальчевского и папаху.
– Что у вас варится?
– Картошка.
– Ну-ну! Скоро не будет ни картошки, ни консервов. Впрочем, у нас есть лошади. – Не спрашивая разрешения, Дальчевский размял в пальцах папиросу, закурил. – Барышня не курит?
– Спасибо, не курю, – ответила Дуня. Ох, как бы она закурила!
Дальчевский спросил: есть ли у председателя керосин или свечи? Нету? Пусть пойдет ординарец к нему на квартиру и возьмет несколько свечей.
– Ступай! – послал Ной, отмахиваясь рукой от табачного дыма.
Санька ушел.
Булькала вода в котелке, брызги летели на раскаленную буржуйку, шипели, испаряясь. Дальчевский что-то обдумывал, прищуро косясь на Ноя. Взглянул на гимнастерку Дуни, похвалил как отважную патриотку, но сейчас-де настали такие времена, когда Георгии не в моде и патриотизм, к сожалению, канул в небытие, хотя половина женщин России и носит военную форму. Но в данной ситуации, после разгрома женского батальона, небезопасно землячке Ноя Васильевича выставлять свою форму напоказ и не лучше ли переодеться в штатское платье? «А крест спрячьте и не потеряйте», – милостиво напомнил Дальчевский. Дуня не сняла, а сорвала крест и сунула его в карман гимнастерки.
Ной опустился на стул, ладони на колени, а внутри, как в котелке на печке, вскипает лютая ненависть к полковнику из тайного «союза», еще не изобличенному, не схваченному на месте преступления. «Мертвые не свидетели», – вспомнились слова Дальчевского у трупов убитых в ту
