_1" type="note">[1] да по нескольким выцветшим фотографиям в рамках из олова. Сколько себя помню, я всегда ощущала угрызения совести, стоя у ее могилы и читая надпись на скромной плите.
День моего рождения стал днем ее смерти. Поэтому чувство вины не отпускало меня никогда и усиливалось каждый год по мере приближения роковой даты. Несмотря на все усилия бабушки сделать этот день счастливым, мы обе испытывали боль. Я догадывалась, каких великих усилий стоило ей казаться веселой – не меньших, чем мне.
Но помимо того, что несчастная мать заплатила жизнью за мое появление на свет, это событие порождало множество других вопросов. Впрочем, я никогда не решилась бы их задать, даже если бы сумела выразить словами. Я знала: стоит только заговорить об этом, и лицо бабушки, всегда такое приветливое и добродушное, сделается непроницаемым. Иногда бабушка, сидя в своей качалке, несколько секунд при стально глядела на меня, и эти мгновения казались мне часами. Неведомая правда разбила жизнь дедушки и бабушки, вынудив дедушку Джека оставить дом, удалиться на болота и доживать свои дни в одинокой хижине. Стоило бабушке Кэтрин заговорить о нем, глаза ее вспыхивали гневом.
Тайна окутывала наш дом на берегу залива; тайна насквозь пропитывала блестевшие на паутине брызги влаги, которые в лунные ночи превращали болота в россыпь драгоценных камней; тайна свисала с ветвей кипарисов, подобно клочьям испанского мха. Шепот тайны слышался мне в шорохе летнего ветра и в мерном шуме набегавших на берег волн. Отсвет тайны я видела даже в пронзительном взоре обведенных желтыми кругами глаз болотного ястреба, следивших за каждым моим движением.
Я страстно желала получить ответы на мучившие меня вопросы и в то же время отчаянно боялась этого. При мысли о том, что рано или поздно мне придется узнать причину, разлучившую двух людей, созданных любить и поддерживать друг друга, душа моя сжималась от тоскливого предчувствия.
Теплыми весенними вечерами мне нравилось сидеть у окна, ощущая на лице свежие дуновения ветра с Мексиканского залива, и слушать крики совы.
В беспрестанном ее уханье мне слышался вопрос: «Почему? Почему? Почему?» Меня пробирала дрожь, и, чтобы унять ее, я изо всех сил обхватывала себя руками за плечи.
Книга первая
1. Бабушкины чудеса
Отчаянный стук в дверь прозвучал по всему дому и заставил нас с бабушкой бросить работу. В тот вечер мы сидели наверху за ткацким станком. По выходным мы продавали покрывала из желтого хлопка туристам, приезжавшим в бухту. Я затаила дыхание. Стук повторился. На этот раз он был еще более громким и настойчивым.
– Руби, иди посмотри, кто это, – распорядилась бабушка. – Да побыстрее. Если это дедушка Джек, налитый виски по самые брови, захлопни дверь у него перед носом.
Однако тревожный взгляд ее темных глаз говорил, что она ожидает от этого неурочного визита куда более серьезных неприятностей.
Небо Луизианы сплошь затянули свинцовые тучи, скрывая от нас звезды и тонкий серп луны. Дул порывистый ветер. Шел апрель, но в тот год весна более походила на лето. Дни и ночи стояли такие жаркие, что по утрам мои туфли были покрыты каплями росы. В полуденную пору солнечные лучи палили неумолимо, и обезумевшие полчища насекомых носились в поисках прохлады и тени. Ясными вечерами я наблюдала, как болотные пауки плетут гигантские сети, где по ночам запутывалось множество жуков и москитов. Мы завешивали окна плотными шторами, пытаясь защититься от надоедливых насекомых. Лишь когда с залива прилетал прохладный ветер, мы раздергивали шторы и пускали его в дом.
Я поспешно сбежала по лестнице, миновала узкий коридор и распахнула дверь. И раскрыла рот от неожиданности: на пороге стояла Тереза Родригес. Лицо ее было бледным, как водяная лилия, темные волосы в беспорядке падали на плечи, в глазах светился ужас.
– Где бабушка? – выдохнула она.
Позвав бабушку, я продолжала смотреть на Терезу. Это была невысокая пухленькая девушка, года на три старше меня. В их семье было пятеро детей, и восемнадцатилетняя Тереза была старшей. Я знала: в скором времени ее мать собиралась родить еще одного.
– Тереза, что случилось? – Я вышла к ней на галерею. – Что-нибудь с твоей мамой?
Внезапно Тереза разрыдалась. Закрыв лицо руками, она громко всхлипывала, грудь ее ходила ходуном. Тут бабушка Кэтрин наконец спустилась. Взглянув на Терезу, она перекрестилась.
– Говори быстрее, что стряслось, детка, – приказала она, поспешив к дверям.
– Мама… родила мертвого ребенка… – сквозь рыдания пробормотала Тереза.
– Господи боже, – вздохнула бабушка Кэтрин и перекрестилась еще раз. – Я так и знала, – добавила она вполголоса, повернувшись ко мне.
Я
