день, назначенный для пира, в ворота Сэхейма постучался всадник из Торсхова…
А на плече у него висел щит, выкрашенный белой краской в знак добрых намерений и мира.
Всадник слез с седла и сказал:
– Меня прислал Рунольв хёвдинг сын Рауда. Где Халльгрим Виглафссон?
Халльгрим уже шагнул к нему через двор, отряхивая руки, – он как раз советовался с пастухами, отбирая скот для забоя. Рунольвов человек передвинул щит за спину.
– Наш хёвдинг гостил у тебя нынешним летом, когда ты хоронил свою мать. Рунольв сын Рауда хочет отплатить тебе за гостеприимство и думает, что навряд ли ты побоишься приехать к нему сам-третей, как он тогда. Это было бы несправедливо!
Халльгрим остановился, заложил пальцы за ремень… Ничего подобного он не ждал, но показывать это не годилось. Он сказал:
– Мудро поступает Рунольв Скальд, если вражда и впрямь ему надоела… Вот только зря он не напомнил тебе, что в чужом дворе не заговаривают о делах сразу. Иди в дом, отдохни и поешь!
Сигурд Олавссон повёл чужака с собой. Тот пошёл озираясь и явно ожидая подвоха… Олав Можжевельник проводил его глазами и сказал:
– Или я плохо знаю Рунольва, или незачем тебе ехать туда, Виглафссон.
Халльгрим покачал головой и ответил как о деле решённом:
– Я поеду.
Олав упрямо повторил:
– Незачем тебе к нему ездить.
Халльгрим улыбнулся, что бывало нечасто.
– Рунольву не удастся назвать меня трусом. Кто со мной?
Вокруг стояли почти все его люди: сбежались кто откуда, прослышав о гонце.
– Я, хёвдинг! Возьми меня!
Счастлив вождь, за которым одинаково охотно идут на пир и на смерть. Он выбрал двоих… Гудрёда, среднего сына Олава кормщика. И ещё парня по имени Гисли. Оба были рослые и крепкие и вдобавок хороши собой. Для воина тоже не последнее дело.
Потом велел седлать своего коня.
13
Осень уже разбрасывала по берегам фиорда яркие краски… Так заботливая хозяйка, ожидая гостей, готовит наряды и завешивает цветными покрывалами простые бревенчатые стены. Но вот чем кончится пир?
Воздух был почти совсем тих. Только откуда-то из глубины фиорда понемногу начинало тянуть ледяным сквознячком. Стылый ветерок проникал под одежду, заставлял поёживаться в седле. Вот потому-то Халльгрим всю жизнь предпочитал ходить пешком, а ещё лучше – грести на корабле. Пеший и тем более у весла не замерзнешь. Да и доберёшься, пожалуй, быстрее, чем на лошади по этой тропе… Другое дело, пешком в гости мало кто ходит. И тем более вождь к вождю!
А ветерок – Халльгрим знал, что предвещал этот ветерок. Может быть, даже нынче к вечеру разразится свирепая буря. Такая, что не хуже вражеских мечей оборвёт с воинов леса вышитые нарядные плащи… А иные деревья и вовсе лягут корнями наружу, сражённые в неравном бою…
Халльгрим ехал и думал о том, не придётся ли лежать между этими бойцами и ему самому. Премудрый
