ьно – французским вечерним платьем. Витые разноцветные свечи с ёлки отражались в бирюзовых, элегантно накрашенных глазах молодой женщины. От печальных слов песни под её длинными ресницами блеснули слёзы, а пухлые розовые губы дрогнули
Ты покинул берег свой родной,
А к другому так и не пристал…
Сквозь полуоткрытые, застеклённые створки двери на красавицу смотрели мужчины. И среди них – любящий супруг-молодожён. Светловолосый, похожий на дипломата внешностью и манерами, он был одет в непривычный для Москвы вишнёвый смокинг. Тридцатилетний бонвиван, улыбаясь и покусывая свои ухоженные усы нежно наблюдал за плавными, неторопливыми движениями своей чудо-девочки. Она стала носить его фамилию лишь три месяца назад, и на их руках теперь сияли одинаковые обручальные кольца.
Там, внутри, было выгравировано её дорогое имя, до недавнего времени не вызывавшее у мужчины никаких эмоций. Пальцы его сжимали ледяную, запотевшую ножку бокала. Но холод этот казался праздничным, как и морозное дыхание новогодней московской ночи. Полусухое «Советское» стреляло пузырьками в тяжёлом хрустальном бокале. Зелёная, почти пустая бутылка светила серебряным горлом у самого его локтя, а на душе, как и в бокале, было пьяно, весело. Счастье, казалось, сочилось сквозь кожу, а в прищуренных глазах мужчины прыгали смешливые искорки.
Две недели назад Олег Величко защитил кандидатскую диссертацию, и думал уже о докторской. У него было всё – воля, упорство, талант. А, главное, нужные связи. Временами ему становилось страшно. Казалось, что кто-то там, на небе, видимо, ошибся и отвалил предназначенную для нескольких человек удачу ему одному. Но потом оплошность обязательно обнаружится, и придётся выплачивать долг с процентами. Ладно, пока этого не случилось, не нужно гасить высокий, ровный, яркий огонь успеха.
Без меня тебе, любимый мой,
Земля мала, как остров…
Под непривычно нежный, какой-то покорный голос Аллы Пугачёвой Таня Величко пританцовывала с бокалом в руке. И Олег видел в её льняных кудрях, уложенных в праздничную причёску в одной из лучших московских парикмахерских, запутавшиеся нити «дождика». А после выстрела хлопушки Таню осыпало конфетти, и от этого она стала ещё милее Олегу. Серпантин с ёлки зацепился за застёжку её колье, и Таня теперь пыталась освободиться, смеясь и кокетничая. Она знала, что Олег обожает её, да и другим мужчинам она нравится, и потому старалась вести себя соответственно.
Олег и сейчас ощущал на своих ладонях шёлковые волосы, молочную кожу, круглые колени Татьяны, и мечтал насладиться всем этим в финале празднества. А сейчас вокруг её стройных ног, обтянутых чулками цвета южного загара колыхался подол вечернего платья. В волосах Тани переливался маленький бант-заколка, которым она пожелала украсить причёску. И именно этот бант говорил о том, что Татьяне всего девятнадцать. Совсем недавно она носила в косах капроновые банты чёрного или коричневого цвета – в тон школьной форме…
Ты ищи себя, любимый мой
Пусть это так непросто…
Таня танцевала около столика с магнитофоном, стоя в центре большого, круглого туркменского ковра, темневшего на паркете яичного цвета.
– Татьяна Васильевна! А, Татьяна Васильевна! – позвал её полный мужчина с седеющей чёлкой и щёточкой усов под большим вислым носом.
Рядом с Олегом он выглядел пожилым и добродушным пингвином. Даже в новогоднюю ночь он не надел отглаженный костюм, а натянул джемпер под мятый пиджак. Впрочем, он был здесь хозяином и мог позволить себе больше, чем остальные.
– Прошу присоединиться к нашей компании! Сейчас ваш супруг скажет нам всем тост. Не пропустите, предупреждаю!
… И мы ещё споём!..
допел магнитофон.
Танечка склонилась над столиком и щёлкнула выключателем. Не расслышав половину фразы толстого весельчака, она бросилась к столу, робея и стесняясь. Ведь сам ректор их института обратился к ней, как к равной, всерьёз назвав её по имени-отчеству. Фарфоровые щёчки Тани зарумянились, а глаза блеснули.
– Олежа? Да? Тост? Как интересно!
Таня захлопала в ладоши, сверкнув всеми своими кольцами, неуместными на тонких девичьих руках. Золотое колье с яркими точками мелких бриллиантов делало единственную в мужской компании женщину похожей на дорогую куклу.
– Вас бы под стекло, на малиновый бархат, Танечка! – не удержался благообразный, стареющий учёный в костюме-тройке и маленьких изящных очках. – Не стесняйтесь, милая, такая красота должна быть оценена по достоинству! Я в восхищении, и я предельно искренен!
– Жалеешь, Климентий Борисович, что вовремя не женил на Танюше своего Андрея? – Толстяк с чёлкой подмигнул. – А я тебе предлагал, профессор Ходза, я советовал. Говорил, что даже в Греции я такой красотки не видел. Показывал тебе Танюшу в ложе бенуара…
