дыре, сворачивается, свертывается, складывается внутрь самого себя.
Впрочем, ловушка названия этим не ограничивается: да, круги по воде от брошенного мною камня-вопроса послушно расходятся вширь (оставляя меня внутри своей замкнутости), но каждый из них, в свою очередь, непременно задает новую тему, очередную проблематику и свой ракурс. Погружаясь в этот водоворот, я ошеломленно наблюдаю за тем, как выскакивают, подобно чёртикам из табакерки, диковинные «вещи в себе» – собственно проблема времени (нигде и никем толком не проясненная) и его загадочные отношения с пространством (причем не только физическим, но и моим внутренним – «субъективным»), проблема самой сути нашего с вами мышления и, как оказывается, реальности и структуры желания, проблема социальности времени, а потому и проблемы «субъекта», «наблюдателя», «системы отсчета», тут же обнаруживается и социокультурная (не говоря уже о культурно-исторической) трансформация, обусловленная изменением самой природы времени «нашего времени». Вопрос за вопросом. Бесконечность et cetera.
Наконец, перед взором открывается, возможно, самый главный вопрос – физики-метафизики времени. Причем физики – не в смысле «научной дисциплины», и метафизики – не в смысле «философского направления», а в смыслах предельно конкретных и сущностных – реальности (физика) и ее описания (метафизика). Дело в том, что время не дано нам физически (в некой своей фактичности) – у нас нет специализированных органов чувств, отвечающих за восприятие времени (тогда как, например, наши зрительный или слуховой анализаторы, напротив, предуготованы к световым и звуковым волнам). То есть психика не воспринимает время, а лишь реконструирует его – создает своего рода иллюзию времени, творя таким образом его метафизику.
Например, видимые нами движения – это всегда результат а-ля компьютеризированного просчета нашим мозгом множества отдельных, то есть, по сути, вневременных картинок (этот эффект практически идентичен эффекту крутящейся кинопленки, состоящей из отдельных, статичных кадров-изображений)[1]. На более общем плане время, каковым оно нам кажется, является, по существу, игрой памяти и данных актуального восприятия – взаимодействием уже сосуществующих в мозге отдельных следов-возбуждений, но называть такое «время» временем как-то странно. То есть время, субъективное течение которого всем нам представляется столь очевидным, по сути лишь какая-то далеко не первая производная, та самая эмерджментность, о которой так любят толковать теоретики систем.
Действительно, крайне затруднительно представить себе, например, «чистое» квалиа времени (по крайней мере, если пользоваться достаточно строгой системой критериев, разработанных для «квалиа» Дэнниелом Деннетом[2]) – это вовсе не нечто «прямо и непосредственно воспринимаемое сознанием», а то, что возникает в сознании как представление в результате его же – этого сознания (и психики, разумеется) – работы. Иными словами, поскольку у нас нет опыта восприятия времени как такового (физически, так сказать), все, что нам кажется этим «переживанием», – уже метафизика, то есть эффект работы понятий и представлений в их собственном пространстве – понятий и представлений[3][4]. Короче говоря, перед нами фантом.
Таким образом, время метафизируется – превращается в представление о самом себе – уже в моменте своего явления нам, а потому собственно эта метафизика и есть, по сути, его физика. Но если такие сложности возникают уже на самом элементарном, первичном уровне «восприятия» времени, что уж говорить о том «времени», которое мы мыслим в абстрактных тысячелетиях, годах и минутах?.. – сплошь интеллектуализация, имитация времени, «дурная бесконечность», как сказал бы Джон Эллис Мак-Таггарт, а цитирующий его Джеймс Джеральд Уитроу тут же бы добавил: ибо «время как таковое не является процессом во времени»[5].
Короче говоря, мы находимся в плену фундаментальной иллюзии. Нам кажется, что мы прекрасно знаем, что такое время (или, по крайней мере, что мы имеем в виду, когда говорим о времени), и, более того, мы уверены, что с ним все в порядке. Мы убеждены, что перманентно имеем дело с реальным временем, а если у нас и возникают с ним какие-то «непонятности», то исключительно по причине незначительного рассинхрона между физическим и психическим временами (не считая биологического, исторического, времени ОТО и т. д. – бесчисленной вереницы «времен»): мол, есть объективное время – время как оно есть, а есть субъективное – мое ощущение времени, некие мои внутренние часы, и понятно, что местами они могут не совпадать. Однако правда состоит в том, что оба указанных времени – и психическое, и физическое – опять же, лишь уловки сознания.
Физики, как мы теперь знаем, прекрасно обходятся без времени как такового. Еще в самом начале XX века Анри Пуанкаре призывал удовлетвориться фактом «удобства» тех или иных часов, поскольку ни на что большее – кроме самого этого «удобства» – нам в определении времени рассчитывать не приходится[6]. Чуть позже Альберт Эйнштейн напишет своему другу Мишелю
