таким, каков он есть. Потом наступает момент, когда он как бы рождается заново, но не просыпается, а именно рождается… И не просыпается потому, что не спал. Иначе как бы он мог воспринимать окружающую его действительность? И, кстати сказать, был ею почти всегда доволен. Но в какой-то момент жизни человек начинает понимать, что этого ему мало. Более того, это не то, что ему нужно. Должно быть еще нечто, и более важное… И что для этого ему нужен поводырь.
– Как слепцу? – раздался с верхнего ряда голос студента Власова.
– Примерно так! – ответила Вяземская.
– Тогда… ему нужна собака! – едко бросила Князева. – Как всем вам… слепцам, очарованным Ершовым.
Несколько мгновений в аудитории стояла полная тишина.
– Мне выйти? – спросила, поднимаясь из-за стола, студентка.
– Это тебе самой решать. А то, что касается собаки как поводыря… Ну если бы мы говорили о том, как дойти до магазина или сберкассы, то хватило бы и собаки… – и уже не обращая внимания на продолжавшую стоять студентку, Вяземская обратилась ко всей аудитории: – Так кто мне ответит: кто является поводырем для всех нас?
– Господь? – не столько произнес, сколько спросил студент Дима Гасов.
– Верно, Дима! Вот и Иван, как и ты, задался этим же недоуменным вопросом. И с этого момента у него начинается уже осмысленное восприятие жизни. А каждый из нас вместе с ним начинает осмысливать и саму сказку, и хранящуюся в ней информацию. Причем мы не знаем, как ее воспринимают дети, но то, что в ней заложено, я думаю, они, безусловно, понимают. Как ни странно, но именно «Конек-Горбунок» живет со всеми нами до конца дней. Мы все храним в себе заложенную в нем информацию. Пусть не каждый пытается ее расшифровать, но хранит и передает из поколения в поколение – это безусловно…
– Но что именно мы должны были расшифровать? – снова раздался бас Димы Гасова.
– Смысл сказки… Я искала его в ваших сочинениях… – ответила ему Татьяна Виленовна, – к сожалению, так и не нашла.
– Так может быть, и нечего там расшифровывать? – поддержал друга Андрей Бирюлин…
– Сказка – ложь, да в ней намек… – вступилась за сказку уже студентка Белова. – Добрым молодцам урок… Но вашей парочке уже ничем не помочь…
Последние слова Беловой потонули в добром смехе над друзьями.
– А теперь прошу немного тишины… Белова, процитировавшая Александра Сергеевича Пушкина, права. Все гениальное очень просто.
– Это вы о сказках Пушкина? – не удержался от иронии Платов.
– Пушкин, – не обращая внимания на реплику обиженного студента, продолжала Вяземская, – безусловно, Гений! Но, да простят меня коллеги, писал все же по собственному наитию. А Ершов высказывал мысли, которые передавались ему свыше. Но шел к этому он сам. От своей беды, от своего одиночества. Его душа уже выходила на другой уровень понимания жизни, и он ощущал в себе талант писателя, был готов к нему. А все остальное, как и огранка
