для выполнения им некой миссии… А поимка? Это лишь первое испытание для самого героя сказки. Возможность дать ему поверить в свои силы…
– Ну, это мне, положим, понятно, – продолжал студент Платов. – А почему же эта белая кобылица стала вытаптывать посевы?
– А ты сам разве не догадываешься? Давай мыслить в более глобальном масштабе… Возьмите землю и все, что на ней росло еще до прихода в мир человека… И вот появляемся мы – homo sapiens. И решаем, что земное богатство, принадлежащее всему живому миру, является теперь нашей неотъемлемой и личной собственностью… И, посмотрите, кобылица ведь топтала не землю, а лишь крестьянские посевы… То есть то, что было делом рук человеческих. Разве не так? Не случайно же завязка сказки начинается с прихода на землю белой кобылицы… То есть с родоначальницы, с обозначением ею своего присутствия, со своего рода предупреждения о возможности потери для всего человечества того, что считалось их достижением в любой, как вы понимаете, сфере жизни… В данном случае для крестьянина – его урожая, а значит, и самой возможности выжить, прожить еще один год. И вот кобылица начинает топтать то, что было результатом труда рук человеческих, давая понять уже нам всем, что человек начинает ей мешать и, я бы даже сказала, вредить.
– То есть это предупреждение было не столько для Ивана, сколько уже для всех… – заметил Дима Гасов.
– Естественно, – продолжала Вяземская. – И что после этого происходит? А то, что мы называем договор с Богом… Она четко говорит Ивану: смотри, я даю тебе двух жеребцов, которым нет цены… Для того, чтобы ты их продал и решил для себя вопросы материального существования. И еще, чтобы ты, наконец, проснулся и понял что-то в этой жизни и о своем предназначении, я дополнительно тебе даю этого конька…
– Убогого уродца? – снова не сдержалась Князева.
– Да, Лена! Да! Казалось бы, странно. А теперь вспомните: кого всегда считали одухотворенными на Руси? Что смотрите, будто сами в первом классе?
– Монахов? – осторожно вопрошал Сева Галкин.
– Тогда уж подвижников из их числа… – поправил его Сергей Кирсанов.
– Ну это все же по церковной линии, – помогала студентам Вяземская, – а в народе?
– Юродивые? – высказал свое предположение студент Максимов.
– Верно, Юра! Юродивые, кликуши и просто уродцы с малолетства. Так? Вот вам и слагаемые собирательного образа Конька-Горбунка. И что еще важно, будучи в таком неказистом и даже уродливом облике, он обладал не свойственными никому способностями. А теперь давайте вместе с вами вспомним, кто чаще всего принимал в своих домах таких странников?
– Монастыри… – вновь прозвучал голос Севы Галкина.
– Верно… – сказала Вяземская. – А еще?
– Бабушки религиозные и одинокие, – сказал Сергей Сединин.
– Теплее, Сережа… Главное – это то, что их принимали люди с доброй душой. И всегда дети. И в связи с этим становится понятным, почему
