сами убегают. Куда опаснее кабаны, но здесь их не было. Да и мой бобик их напугает. Ржание лошадей усилилось. Они что-то почуяли. А где собака? И тут я увидел, что храбрый полудикий пес начал молча прижиматься к моим ногам, дрожа всем телом. Он почуял после лошадей, так как был в палатке. Мысли спутались. Я напряженно прислушивался, но ничего не слышал, кроме далеко журчания ручья. Я зажег спичку и высунул голову из палатки. Никого. Когда спичка погасла в руках, глаза собаки блеснули синим огоньком. Она испугалась, я тоже. Тут едва послышались тяжелые шаги. Все ближе и ближе шло что-то тяжелое. Ноги, видно, две. Еще ближе… совсем близко…
Сидя на корточках, очень медленно и тихо я подтянул топор правой рукой и кайло левой. Тут пришло спокойствие, почти «пофигизм». Я не промахнусь, с детства рубил дрова. А если и так, то ничто не может устоять против удара кайла.
Нечто стояло возле палатки, тяжело дыша могучими как меха легкими. Стоило отодвинуть занавеску … 3 – 4 метра. Сердце колотилось. Заглушая все. В животе стало холодно, и я почувствовал, как зашевелились волосы не только на голове, но и на руках. Я ждал… Ну открой – я готов! Медленный поворот. Шаги. Только теперь они уходят вдаль. «Спокойно, не шевелись», – говорил внутренний голос. Ко мне вернулся слух. Лошадей не слышно. Собака забилась в угол палатки. Вот и все. Нечто ушло. Только тут пришел страх, дикий страх. До рассвета я сидел в боевой позиции с топором в руке. Стало светло. Медленно отодвинув занавеску, я высунул руку с топором, затем голову. Никого не было. Лошади стояли. Вот ерунда! Долбанулся что-ли от одиночества. Так ведь бывает, я слышал. Собака тоже сошла с ума, все, короче говоря, долбанулись! Я пошел к лошадям. Уздечки я снял еще днем, привязал недоуздком (сыромятным ремнем) за голову. А у них морды в крови – так бились от страха ночью! Животные все быстро забывают. Теперь они сладко спали бок к боку.
Посмотрев на фиолетово-синие вершины, я вдруг понял, что сверху в ущелье никто не пройдет, разве что альпинисты по отвесной стене, сбоку тоже, только снизу по ущелью. Не позавтракав, я отвязал лошадей и погнал к Узубеку. Оставаться здесь больше не хотелось…
Почему-то я подумал, что это Узубек. Вот тварь косоглазая! Через три часа я был возле юрты. Я очень обрадовался, увидев киргиза возле костра. Кажется он тоже. Странно посмотрел раскосыми глазами на мою рожу. Что-то не но. ─ «ты приезжал ко мне? Кто-то приходил пешком. Может охотник? Хотя, как он попал туда?» Узубек без тени усмешки ответил, что киргизы даже сто метров ездят на лошади, а топок копыт слышен издалека. Вход в ущелье только один, как и выход. Мимо юрты тоже никто не проходил. Этот ответ меня никак не успокоил. Проезжая по аулу, я заглянул к старому знакомому аксакалу. Мудрый старик смотрел на меня немигающим взглядом раскосых глаз. И никто на свете никогда бы не прочитал его мысли. Он медленно ответил по-русски: «в горах все бывает». По его словам в горах еще водятся древние
