остальные его друзья? – приказал ротный. – Хотя и так понятно, в кяриз смылись…
Эрешев добросовестно перевел вопрос. Афганец кивнул и развел руками.
– Он говорит, что ничего не знает.
– А куда его «бур» исчез – тоже не знает?
– Нахэйр, нахэйр пур. – Афганец развел руками и жалко улыбнулся.
– Врешь ведь, – Шевченко повернулся к хадовцам: – Пошли к кяризу!
Туран[3], старший из них, ткнул пленника стволом под ребро, тот охнул и быстро засеменил вперед. У кяриза, похожего на узкую черную ноздрю, поросшую, будто волосками, верблюжьей колючкой, остановились.
Туран снова ударил пленника, тот рухнул, потом медленно встал на карачки, выпрямился, выплюнул зуб. Туран раздраженно выкрикнул несколько фраз.
– Чего он? – тихо спросил Шевченко.
– Спрашивает, что с ним сделать, если в кяризе найдут оружие. Говорит, если найдут – то расстреляют, – торопливо прошептал Эрешев.
Афганец вытер кровь, посмотрел на испачканную ладонь и капли на синей безрукавке, забормотал задыхающимся голосом.
Туран вырвал из рук своего товарища веревку, которую тот успел принести, но Шевченко остановил повелительным жестом.
– Эрешев, дай «эфку».
Он вырвал кольцо и легким движением, как бросают окурок в урну, кинул гранату в колодец. «Хум-м!» – донеслось из глубины.
– Еще!
Снова прозвучал приглушенный взрыв и просвистели осколки.
Веревку привязали к бронетранспортеру. Туран повесил автомат на шею, обвязался веревкой и исчез в дыре. Второй хадовец лег на край кяриза и стал следить за товарищем. Веревка шевелилась, вздрагивала, сообщая о движении… Наконец она замерла, провисла. Какое-то время стояла тишина. Ротный поправил автомат и тоже заглянул вниз.
– Эй! – прозвучало в глубине.
– Давай! – крикнул Шевченко водителю.
«Бэтээр» кашлянул, вздрогнул, медленно тронулся с места. Из кяриза появилась сначала испачканная голова, затем рука, удерживающая веревку. На плече хадовца висела винтовка. Он вылез, отряхнулся.
– Ну? – воскликнул туран совсем по-русски и зло усмехнулся.
«Бур» полетел к ногам пленника. Тот безразличным взглядом посмотрел на ружье, расщепленный приклад, медленно поднял голову. Лицо его было почти белым. Все молчали. Шевченко наклонился, подобрал ружье, попробовал открыть затвор, покачал головой, пробормотал:
– Хорошее было ружье… – и снова бросил на землю. – Не стреляй его, туран. Отправь в тюрьму, черт с ним. Как там она у вас называется – Пули-Чархи?..
Эрешев стал переводить.
– Туран говорит, что этот шакал поклялся Аллахом и обманул. Значит, теперь ему смерть.
Пленник развел руками, тихо что-то сказал. Хадовец опять толкнул его.
– Он сказал, расстреливайте меня, – перевел Эрешев. Голос его дрогнул.
Жертву повели к дувалу. Туран подталкивал, хотя пленник не сопротивлялся.
Туран – капитан.
