в надёжном месте спрятано, и это правильно.
– Садись! – строго напомнил Генерал.
Колян сел. И только теперь, когда Колян оказался ниже света, он увидел, что на столе стоят консервы – говяжьи, как и с вертихвоста! Ну, и горючка, конечно, была на столе, Генерал ничего кроме неё не пьёт, и ещё были сухарики с перцем, остаток круга колбасы, с полдесятка крашеных яиц, кое-где уже облупленных, и соль в жестяной крышке, и, наверное, что-то ещё, чего Колян просто не успел ещё заметить. Но главное, это, конечно, консервы. Одни стояли ещё целые, а другие были уже вскрытые, початые. Початых было пять. Зачем им двоим столько, подумал Колян. И ещё окурки на столе, здоровенные окурки, между прочим. И просто рассыпанный табак. Но и опять консервы! С верхтихвоста такие бросали, с точно такой же этикеткой. А Моргало говорит, что они брали курьерский. А как же! Коляну стало смешно, он даже чуть не засмеялся.
– Чего пялишься? Бери! – уже очень сердито сказал Генерал. – А не хочешь жрать, так и скажи, я денщику отдам.
– Кому? – переспросил Колян, садясь.
– Денщику, у меня раньше был денщик, – ответил Генерал. – Это когда я в Америке служил, когда там была война. И этот мой денщик был индеец, вот как! Значит, из Индии. А жил в Америке.
Говоря это, Генерал стал наливать горючку в стоявшую перед Коляном кружку и при этом ещё показал на кувшин. В кувшине, Колян знал, была запивка – простая вода. Налив Коляну, Генерал повернулся к Моргале. Но Моргало закрыл свою кружку рукой.
– А! – с досадой сказал Генерал. – Не тот нынче народ пошёл. Вот даже ты, Виктор Леонардович, закрываться начал. А раньше всегда был открытая душа.
И он опять повернулся к Коляну. Колян выпил горючку и стал поспешно запивать её водой. Внутри всё горело. При прежней жизни, рассказывал Байщик, никто чистую горючку не пил, а её ещё на специальном заводе разводили чистой хлорированной водой, подкрашивали чаем и добавляли сахар по вкусу.
– Чего консерву не берёшь? – спросил Генерал. – Или что, думаешь, я тебе отраву подсунул?
Колян взял одну вскрытую банку, оторвал от неё крышку, согнул и зачерпнул ею немного, подумал, что с одного раза большой беды не будет, и начал осторожно пробовать. Вкусная была зараза, ничего не скажешь, не то что собачатина вонючая, с досадой подумал Колян. И ещё сразу подумалось: а эти городские суки каждый день могут такое жрать, и жрут, между прочим, и разбавленной горючкой запивают, жиреют и дохнут. Вот так! Бог, как Байщик говорит, порядок держит. А мы пьём берёзовую брагу, или даже мухоморовку, и ничего, живём. И вертихвост нас её берёт. А робертам по кумполу, по кумполу! Когда Генерал крепко напьётся, он тогда срывает с себя кепи (а у него кепи, а не кепка, со значком), бросает её об пол и кричит: они все капитулировали, падлы, а он нет! Обычно это означает, что банкет пора сворачивать.
А тут Генерал ничего не кричал, а очень даже смирно, необычно тихо для себя сидел и время от времени внимательно поглядывал на Коляна. А Колян, уже опомнившись, отвернулся от своей консервы и смотрел на Генерала.
И
