лежит шест, к которому привязана за ногу кожаным ремешком большая темная птица, неподвижно застывшая и сгорбившаяся. Это оказался горный орел, куда крупнее размером, чем кречет. Увиденное и впечатлило, и разочаровало меня. Орел был мне совершенно не нужен, но я понимал, что поймать такого величественного хищника – немалое достижение. Крылья захлопали вновь. Звук доносился откуда-то снизу, справа от меня, где стояло нечто вроде редко сплетенной корзины для кур. Не в силах преодолеть любопытство, я вытянул руку и подтащил корзину к свету, чтобы получше рассмотреть ее. Внутри оказалось несколько самых обычных голубей, и я растерянно уселся наземь. Ну какой мог быть смысл в том, чтобы далеко в горах утруждаться ловлей голубей, которых куда легче было бы наловить близ любой фермы?
Тут меня окликнул Рольф. Вернувшись, я увидел, что он снял один из подвешенных мешков и обнаружил там черствый хлеб и похожие на капли кусочки копченого мяса, имевшего темный красновато-лиловый цвет. Мы сильно проголодались и, пока пони пили из ручья, уселись рядом на камни и принялись за еду. Мясо, хоть и жестковатое, оказалось прекрасным на вкус, и, лишь откусив два, если не три раза, я понял, что эти кусочки – каждый по размеру едва ли больше сливы – не что иное, как грудки каких-то мелких птичек. Рольф не знал их названия: он сказал только, что они водятся на морском берегу. Это, как и рыбацкая сеть, оказалось еще одной загадкой Ингвара.
Хозяин хижины объявился гораздо позже, когда солнце уже собиралось опуститься за близкие горы. Рольф первым заметил вдали фигурку человека, спускавшегося по горному склону с небольшим мешком в руке. Когда же Ингвар дошел до ровного места и направился к нам, меня охватило жутковатое ощущение того, что я вот-вот встречусь с кем-то, кого уже знал раньше. Чувство это очень походило на то, что я испытал в тот миг, когда понял значение своего сна, в котором участвовали Вало и два волка. Но на сей раз я увидел живого двойника знакомого мне человека: Вульфард, отец Вало, живой и невредимый, будто явился сюда со дна ловчей ямы для тура. Он и птицелов были очень схожи между собой и ростом, и телосложением, и повадками. Оба были крепкими и жилистыми, двигались одинаковым легким и быстрым шагом и держались одинаково прямо. Может быть, Ингвар был чуть посмуглее лицом, с которого не сходило то же самое настороженное лисье выражение, какое я привык видеть у Вульфарда. Я поймал себя на том, что ищу взглядом шапку с пером вроде той, какую всегда носил погибший егерь, но Ингвар был простоволос. И лишь когда птицелов оказался совсем рядом, я разглядел, что глаза Ингвара темно-карие, тогда как у Вульфарда они были светло-карими с желтизной. Да и скулы охотника за птицами на таком же плоском, как у егеря, лице были пошире. Припомнив разговор с Редвальдом – мы шли тогда через толпу на рыночной площади Каупанга, – я понял, что эти черты свидетельствуют о том, что кто-то из родителей Ингвара принадлежал к племени финнов.
– Милости прошу, – произнес он ясным звучным голосом. Убедившись, что его речь можно будет понять без труда, я испытал немалое облегчение.
– Горм
