частью жизни северян, как битвы или земледелие.
И Торгрим заговорил громким и чистым голосом скальда:
Храбрец Орнольф подобен богу был,
Он женщин всех любил, он мед из рога пил.
Так много на пиру он на себя взвалил,
Глаза залил
И пенис утомил,
Что пал героем он без капли сил.
Викинги заулыбались, забыв на время о своем незавидном положении. Они подбадривали его криками, и Торгрим позволял им вопить. Для них это было облегчением, а ему давало время придумать следующие строки. Слагая стихи, он чаще всего импровизировал на ходу.
И вот за ним пришли
Пожиратели павших,
И пировали они на плоти Орнольфа
Кровью его, загустевшей от меда,
Что все еще тек в его теле,
Пока и сами валькирии
Не рухнули пьяными…
Еще минут десять Торгрим декламировал одну за другой героические строфы, пока его товарищи не развеселились, включая даже Орнольфа. Что ж, этого хватит на некоторое время. Боевой дух команды напоминал тонущий корабль, а единственным, кто мог вычерпать их печаль, был Торгрим. И он черпал, черпал изо всех сил, но не знал, насколько еще его хватит.
Торгрим слез со стола. Харальда и прочих раненых устроили в дальнем углу, на плащах и туниках, которые сняли с себя другие заключенные. Торгрим останавливался рядом с каждым, спрашивал, как идут дела, пытался приободрить и развеселить. Гигант Бьерн, которому одно копье попало в живот, а другое в грудь, в разговорах уже не нуждался. Торгрим приложил ладонь к его бледной коже, решив, что тот уже отошел в мир иной, но ощутил под рукой тепло. Бьерн цеплялся за жизнь со свойственным ему упрямством.
И наконец Торгрим добрался до Харальда. Лицо парнишки горело нездоровым румянцем, дыхание срывалось, на коже проступили бисеринки пота. Желудок Торгрима скрутило, и он сжал зубы, чтобы сдержаться и не позволить тому, что творилось у него на сердце, отразиться на лице. Его сын, его любимый мальчик…
Торгрим пытался относиться к Харальду непредвзято. Пытался обращаться с ним как с остальными ранеными викингами. Сам Харальд хотел от него такого отношения, к тому же не к лицу воину выделять своего сына из числа других братьев по оружию.
Имелась и еще одна причина. Торгрим не желал, чтобы их тюремщики, Магнус или Орм, узнали, что Харальд – его сын и внук Орнольфа. Иначе парнишку используют, чтобы давить на вожаков. Его будут пытать и убьют на глазах у Торгрима и Орнольфа, дабы заставить их говорить. И Торгрим и правда не знал, что случится с ним после этого. Но понимал, что ничего хорошего в любом случае не выйдет.
Он опустился на колени рядом с Харальдом, как делал это рядом с другими воинами.
– Как ты, парень?
Харальд открыл глаза.
– Я в порядке…
Торгрим велел Харальду не называть его отцом, пока они в плену.
Он кивнул. Нет, паренек был не в порядке. Лихорадка пожирала его заживо. Торгрим
