вечера, по крайней мере на какое-то время, должны стать аукционные торги произведениями искусства. Каждый год комитет ставил задачу перед каким-нибудь «подающим надежды» художником или скульптором создать что-то специально к этому событию и, как правило, умудрялись выудить больше миллиона долларов за то, что у творца получалось. В прошлом году представили картину, на которой весьма странным образом был изображен человеческий мозг после пистолетного выстрела. В этом году ее место заняла удручающего вида горка черной глины с торчащими из нее бронзовыми прутьями, которые переплетались, образуя смутные очертания фигурки молодой девушки. Шедевр получил загадочное название «Опороченная Имельда», и ему суждено было бы валяться в полном забвении в какой-нибудь галерее в Дулуте, если бы не известность скульптора – изнуренного аргентинского гения, который, по слухам, находился на грани самоубийства. Столь грустная история, разумеется, привела к тому, что цена его творений тут же возросла вдвое, и это не могло пройти мимо сообразительных арт-инвесторов в Нью-Йорке. Брианна разложила брошюры повсюду в пентхаусе и уже сделала несколько намеков на то, что «Опороченная Имельда» будет великолепно смотреться у них в фойе, прямо у входа в лифт.
Карл знал: жена ждет, что он купит эту чертову конструкцию, и надеялся, что большой суматохи вокруг этого не возникнет. А если он станет владельцем шедевра, то свято поверит в то, что самоубийства творца осталось ждать недолго.
Брианна и Валентино выплыли из гардеробной. Парикмахеры ушли, и она даже справилась с тем, чтобы надеть платье и украшения самостоятельно.
– Восхитительно, – сказал Карл, и это была чистая правда.
Несмотря на костлявость и выпирающие ребра, она все еще была красивой женщиной. Волосы ее выглядели примерно так же, как и сегодня в шесть, когда она потягивала кофе, а он целовал ее на прощание. И теперь, после того как были потрачены несколько тысяч долларов, он не видел почти никаких изменений.
Ну и пусть. Он хорошо знал, в какую цену обходится обладание трофеем. По брачному контракту она получала 100 тысяч долларов на содержание в месяц во время брака и двадцать миллионов в случае развода. Еще она получала Сэдлер, а за отцом оставалось право посещения, если ему того захочется.
Уже в «бентли», когда они, выехав из дома, направились на Пятую авеню, Брианна сказала:
– О Боже, я забыла поцеловать Сэдлер! Какая я после этого мать?!
– С ней все в порядке, – ответил Карл, который тоже не пожелал ребенку спокойной ночи.
– Я чувствую себя ужасно, – заявила Брианна, изображая раздражение. Ее длинное черное пальто от Прада было распахнуто, открывая великолепные ноги, которые притягивали к себе взгляд на заднем сиденье. Ноги, занимающие две трети ее тела. Ноги, не прикрытые ни чулками, ни одеждой, ни чем бы то ни было еще. Ноги, которыми Карл мог любоваться и восхищаться, которые мог ласкать и лелеять, и она вовсе не возражала, если и Толивер
