шуршать травой и не попадать в полосы яркого, звездного света, сиявшего на белом, как мел, шоссе.
Пройдя не более двух километров, Хаморами остановился возле маленького полуразрушенного домика. Он трижды постучал в дверь. За дверью послышался хриплый кашель, и дверь отворилась. На пороге стояла черная, хуая, как ведьма, столетняя старуха.
– Войди, Рамашандра, – сказал Хаморами, – здесь, в доме моей матери, ты сможешь переодеться, потому что твоя наружность хорошо известна полиции. Этим мы сможем обмануть их бдительность. Нам надо спешить, потому что бенаресский экспресс отходит ровно в два часа ночи, а сейчас уже половина первого.
Как и следовало ожидать, на всех вокзалах Калькутты в эту ночь толклись переодетые шпики, судорожно сжимая в карманах револьверы и карточки Рамашандры.
Они впивались пронзительными глазами в лица всех, входящих в помещение вокзала. Каждого подозрительного немедленно же приглашали в специальную дежурную комнату, где тщательно обыскивали, рассматривали и допрашивали. Увы! Все их старания были напрасны. Среди задержанных не было Рамашандры.
На северном вокзале, откуда уходили поезда на Бенарес и Гозлунда, дежурил сам Допкинс, в сопровождении десятка наиболее отборных калькуттских шпиков.
Челюсть у Допкинса ныла. Допкинс свирепствовал.
Допкинс не мог примириться с мыслью, что проклятый Рамашандра выскользнул из его опытных полицейских лап.
– Внимательно осматривайте всех проходящих, – шипел Допкинс на своих агентов. – Через десять минут беиаресский экспресс отходит. Весьма возможно, что Рамашандра попытается улизнуть именно на этом экспрессе!
В это время на перрон вышел престарелый факир с флейтой и плетеной ивовой корзиной в сопровождении прелестной, смуглой, рослой девушки необычайной красоты.
– Ваши документы? – рявкнул Допкинс, который уже перестал нормально соображать.
Девушка нежно улыбнулась и сказала на мелодичном бенаресском наречии:
– Ах, господин полицейский, этот почтенный старик-заклинатель змей Тхата, а я его дочь Гхирна. Он везет меня в Бенарес – "Варанаси город лучшей воды", где я поступлю служительницей в храм Шивы-Разрушителя.
– Черт возьми, – пробормотал Допкинс, – нельзя ли попросить вас, красавица, чтобы наш всемогущий Шива постарался как-нибудь укрепить мои расшатанные зубы и помочь моим ребятам найти негодяя Рамашандру.
– Если господин страдает зубной болью, – сказала сострадательная девушка, – то ему стоит только произнести краткое заклинание Шиве-Разрушителю и исцелителю, и всякую боль как рукой снимает.
– Вы думаете? – буркнул Допкинс. – Желал бы я знать это заклинание.
Красавица быстро отвернулась и написала несколько слов на клочке бумаги.
– Вот, господин полицейский, бумажка. На ней написано это заклинание. Сегодня же на рассвете вы должны выйти на свободное от деревьев место, стать лицом к восходящему солнцу и громко трижды
