щетина. Росли они только по краям рта. Под носом же ничего не росло. Так что можно было свободно сбрить. Но, с другой стороны, Георгиевский крест и воинское звание безусловно требовали усов. Усы для бомбардир-наводчика были такой же необходимой принадлежностью, как две белые лычки – одна поперек, другая вдоль погона. И хотя погоны Семен спорол давно, еще на позициях, но расставаться с усами не хотелось.
– Только усов не режьте, пускай остаются, – жалобно сказал из сеней Фроськин голос. – У всех у наших у солдат, которые повозвращались с фронта, отросли усы.
– Ты опять тут?
– Тут.
– Чего ж ты прячешься? Заходи в хату.
– Хитрые!
– Ничего, заходи.
– А вы будете биться?
– Не буду.
– Перекреститесь.
– А если я в бога не верю?
– Ни. Верите.
– Откудова ты знаешь?
– Вот знаю. Которые с артиллерии – те чисто все в бога веруют, а которые с пехоты или же с Черноморского флоту матросы – те все чисто не верят.
– Смотри на нее: все она знает. А, например, с кавалерии или же с инженерных войск, то те как: верят или не верят?
– Те – я не знаю. С кавалерии и с инженерных у нас ще не возвращалось.
Разговаривая таким образом с братом, Фрося мало-помалу вошла в хату и доверчиво остановилась совсем невдалеке от него, глядя во все глаза и наслаждаясь увлекательным зрелищем бритья.
Ловко вывернутая бритва сверкала в руке Семена, разбрасывая вокруг себя по хате зеркальных зайцев. Лезвие осторожно очищало с подбородка мыло. Под ним обнаружилась чистая, до красноты натертая кожа.
Девочка склонила набок голову и, затаив дыхание, прислушалась.
– Слухайте… Не слышите? Все равно как сверчок.
– Что?
– А бритва. Верещит. Тонюсенько-тонюсенько. Кая сверчок. Скажете – нет?
– Это, наверное, у тебя в носе сверчит.
Фрося фыркнула и сконфузилась.
Некоторое время она молчала, переминаясь с ноги на ногу. Ей уже давно надо было сказать брату одну вещь. Но вещь эта была такая важная и секретная, что девочке все никак не удавалось среди шутливого разговора кинуть нужное словечко. Кроме того, мешала мать, которая не отходила от печи, стряпая сыну добрый борщ из кислой капусты, пшена и свинины. Но вот она вышла из хаты за салом.
Фрося завернула руку за спину, подошла вплотную к брату и подергала себя за рыжую косу. Рыжие брови ее строго нахмурились. Вокруг пухлого рта сошлись морщины оборочкой, как у старухи.
– Слышь, Семен, – быстро сказала она, косясь на дверь, – посылает тебе один человек поклон – а какой человек, ты сам знаешь, – и пытает тебя той человек: какие дальше твои думки? Будешь ты посылать до нее сватов или не будешь? Или, может, ты уже забыл про того человека вспоминать?
Дернулась бритва в руке у Семена.
– А,
