напоминающей «журавля», которым в деревнях достают воду из колодцев.
Пленника обвязывают веревкой, пропуская ее под мышками, и поднимают в воздух. Он теряет сознание. Тем лучше – от животного воя уже подташнивает.
Я пробую молиться со всеми. Помогает. Голова понемногу проясняется.
Али смазывает заостренный кол, установленный в стене башни. Связанного, потерявшего сознание серба подтягивают на «журавле» и подвешивают над этим заостренным столбом. Двое помощников хватаются за ноги. Али отходит к закрепленному рычагу подъемного устройства.
Вой! Длинный, тягучий, нечеловеческий. Так кричат животные, когда их режут. Так кричат люди, когда их убивают.
Я был готов, думал, что готов, но меня бьёт дрожь и выворачивает. По рядам турецкой знати прошелся одобрительный говорок – удачно, видимо. Меня колотит, сербы вокруг молятся. Смертник орет на колу, когда помощники палача все глубже насаживают его.
Когда же я сдохну в этом страшном поганом мире?! Я не хочу справедливости, мести – просто сдохнуть… чтобы все прекратилось…
К палачу волокут младшего. Его глаза безумны – губы шепчут молитву, но глаза… глаза уже безумны.
Я прикрываю веки. Не хочу этого видеть…
Над ухом голос Зорана:
– Ты слышишь меня, русский?
Киваю.
– Сегодня позовешь тюремщика и потребуешь встречи с каракулучи. Кровавому Хасану скажешь, что все, что ты вез, ты закопал у Петроваца, на месте старого засохшего источника…
Он ткнул меня в плечо. Больно! Губы его шевелятся, будто он все еще шепчет молитву.
– Ты слышишь меня, русский?
Я киваю.
– Там глубокая балка, ее хорошо видно с дороги. Ты не ошибешься. Веди их по ней столько, сколько сможешь. Увидишь белый платок, привязанный к ветке, падай и лежи, как мертвый… Ты понял меня, русский?
Я снова киваю.
– Тебя теперь будут держать в отдельной камере, но ты, русский, не бойся, – голос его крепчает. – Мы еще повоюем.
Его прерывает вой – младшего смертника волокут ко второму столбу.
Когда вой стихает, сербы молятся.
Я молюсь вместе с ними…
6
– Мы с тобой хорошо понимаем друг друга, кяфир? – каракулучи спокоен, внешне спокоен, но его ус предательски дергается.
Чего они все хотят от меня? Что такое сделал тот, в чье тело забросила меня судьба и воля умирающего колдуна? Что вез? Список мятежников? Оружие? План восстания или час вторжения? Русские не высаживались в Адриатике – значит ли это, что слабость моя или неудача того, чью оболочку я занял, тому виной?
Вопросы, вопросы…
Тело ломает. Рука распухла, боль в переломанных пальцах пульсирует, глушит мысли, лишает разума…
– Мы с тобой правильно понимаем друг друга, неверный? – голос янычара доносится как через толстую подушку.
В
