неделю вернулся из похода отряд Джанковича.
К тому времени, Алекс уже понемногу ходил. Во двор, до плетня, иногда на дорожку, вьющуюся между скромными лачугами мазанками, редко – до соседнего домика, где жила одна из присматривающих за ним теток.
Заговоры изгнанной колдуньи сотворили чудо, но он все еще был очень слаб. Да и левая рука внушала серьезные опасения. Толстый Али выдрал с мясом ногти с четырех пальцев и переломал почти все суставы. Кровоточащую культю назвать кистью мог только большой оптимист. Мусульманский лекарь наложил лубки, но присматривать за тем, чтобы все срасталось правильно, здесь было некому. Алекс всерьез опасался, что в новой жизни ему придется обходиться только правой рукой.
Старый Мирко, дедок, приставленный к нему, утверждал, что и с большими ранами добрый юнак сможет бить злого турка. Но Алекс пока не рвался в бой. Истеричный запал, с которым он выдирал ружье из пальцев мертвого янычара, ушел, уступив место законной любознательности. Он изучал окружающий мир, время, в которое его забросила причудливая нить судьбы, людей, одежду, обычаи. Все, что его окружало.
Если что-то было непонятно, он спрашивал, если не понимал, спрашивал еще раз. Местные уже не пугались необычности интересов странного больного и часто с большим энтузиазмом объясняли тому, что и как тут устроено.
Так он понемногу освоился в неприхотливом местном меню, где все разнообразие сводилось к блюдам из фарша и разного рода супам, выучил название предметов своей одежды, такой необычной и удобной, хоть и несуразной на первый взгляд. Усвоил понятия местного этикета и сложную систему родоплеменных отношений в селе.
Чета Джанковича появилась в селении вечером.
Два десятка запыленных, изодранных мужчин несли несколько тюков с одеждой, небольшой сундучок и четверо носилок с ранеными. Местные гайдуки звали своего атамана Карабарисом,[26] подчеркивая его любовь к этому цвету. Но сегодня вечером он и в самом деле казался черным. Такого хмурого выражения лица Потемкин у своего новоиспеченного родственника еще не видел. От насупленного предводителя старались держаться подальше, но Алексей рассчитывал, что на брата это не распространяется.
– Что случилось?
Барис тяжело зыркнул, вполголоса ругнулся под нос и присел на скамеечку, на которой отдыхал Потемкин.
– За две сотни пиастров положил троих человек! И еще четверо ранены! – кулаки арамбаши сжимались все больше при каждом слове, пока окончательно не побелели. – Чертов турок!
– Так плохо? – Алексей не знал, как реагировать.
Посеревший от злости предводитель местных разбойников повернулся к брату.
– А ты как думаешь? – он придвинулся поближе. – Сначала, вроде, все хорошо шло. Взяли дом одного турка в Боснии, неплохо заработавшего на торговле лошадьми. Он с домочадцами к соседу поехал, а мы пока закрома его тряхнули. Уже домой почти дошли, как один из слуг при чайхане в Рисане передал, что купец Айхан, гнилой потрох, собирается выехать к ростовщику Елмазу Февзи. Из Рисана в Крстач.
Кара-Барис – черный Барис.
