девушка улыбнулась. У него замерло сердце. Она была в желтом платьице с белым бантом, словно школьница, ошеломительно свежая и женственная. На ее руках были тонкие кружевные перчатки без пальцев, которые застегивались на кнопку. Первый посетитель заплатил за ручки, второй попросил сделать копии документов. Дверь со звоном захлопнулась, оставив их вдвоем, Хьюго и девушку, в окружении карандашей, компасов и ручек с невидимыми чернилами.
– Чем я могу помочь вам? – спросила она.
И Хьюго показал ей свою похоть, алую, как персидский ковер. Девушка игриво накрутила прядь волос на палец, намекая мужчине, что она способна дать многое, стоит ему только захотеть. В своих мыслях Хьюго коснулся ее так нежно, как только мог, легонько провел кончиками пальцев по ее молодому бедру. Он был садовником, человеком, который умел обращаться с требовательными цветами. Его вожделение льстило ей, и он это видел. Ей доставляло удовольствие чувствовать себя соблазнительной в глазах незнакомца, пирожным в кондитерской, слишком красивым, чтобы его съесть. Он был мужчиной. Может быть, одно только это оправдывало, почему он так хотел девушку в желтом платье, почему он не спросил, сколько ей лет. Если уж она была достаточно взрослой для работы в papelería, то, значит, вполне могла справляться с деньгами и мужчинами. Хьюго произнес в точности то, что вертелось на языке:
– Я пришел за канцтоварами, но увидел тебя.
Он подумал о своей жене. Ее лицо возникло перед ним в прорвавшемся в магазин луче света, и она глядела на него так укоризненно, что он отвернулся. После этого он больше не думал о ней. Ни тогда, когда льстил девушке, ни тогда, когда нежно коснулся подушечкой пальца внутренней стороны ее руки. Ни тогда, когда он повел ее в подсобное помещение, сунул руку ей между ног и обнаружил, что девушка из магазина канцтоваров ходила на работу влажной и голодной.
Каждый день после обеда Хьюго возвращался. Однажды он тайком взял наушники девушки, послушал песню Ромео Сантоса – «Если я задеру твою юбку, разрешишь ли ты мне»[19] – и сделал собственное «Непристойное предложение». Он поцеловал ее в ухо, запустил пальцы в ее волосы, провел мелом по ее коже, оставив на ней подобие тату. Когда из зала послышался голос покупателя: «Здесь есть кто-нибудь?», он прижал к ее горлу линейку. После того как дверь захлопнулась, девушка засмеялась и лизнула его ладонь. Его желание вспыхнуло, как головка спички. Он хотел взять ее невинность. Он хотел построить для нее пирамиду, которая доставала бы до самого солнца. Он хотел посадить ее в клетку, кормить ее гуавой и вливать в нее свое семя каждый день. Он хотел, чтобы это дитя подарило ему дитя, которое переживет их обоих. Она назвала его Papi[20], беря его в рот. Все-таки она уже не была ребенком. У нее была грудь. Волосы. Ее атласные перчатки были выбраны в тон трусикам. Она была настолько взрослой, что он не мог помочь ей с домашним заданием. Он швырнул книгу по математике обратно на прилавок, поднял подол платья девушки и медленно вошел в нее, шепча:
– Ты маленькая школьница. Вот все, что я знаю.
Но
Строчка из песни американского исполнителя Ромео Сантоса «Propuesta Indecente» (исп. «Непристойное предложение»).
Papi – папочка (
