мнений,чужеродных стремлений,
что собрал чужой Иван.
по правде скажи, по вере,
нас мотало по разным городам
или города мотало по нам?
междоусобицей черствой,
тёмной, жесткой,
лампа солнца светит всем,
но издалека,
я по коням, погоням
растекся по свету,
духом оставшись в городе,
в который впадает река.
«ярко-алая россыпь рябин…»
ярко-алая россыпь рябин.
покой, тишина и усталость.
звезды близко, когда я один.
в сущности, мало осталось.
в моей комнате ходит дождь
и наводит порядок сквозняк,
вынуждая проснуться дрожь.
складываясь напевами в знак.
под нее стучат молотки,
маршируя одними рядами,
в берега пересохшей реки
смотрят чужими глазами.
рядом с тиной, посреди дна,
остатками ржавых остов,
пролегает души глубина
огнями летних костров.
«этой зимой будет немного холодно…»
этой зимой будет немного холодно,
но твоё теплое пальто спасет от кисейных хлопьев,
летящих без ускорений свободных падений.
любой поребрик чешется от голода
и сходит с ума от местоимений.
грубо скрипит состряпанный сединой палас,
зато (к счастью) редко приходит икота.
как итог де-юре плац,
де-факто Голгофа.
чертовски душно и голову некуда повесить.
дышу на стекло и пишу имя – пять букв.
функциональность нуль, сушиться
нужно уши повесить. весь кружок ушел в полукруг.
«мне сон приснился, в нем Иаков…»
мне сон приснился, в нем Иаков
среди толчей лесов и вод,
на иглах алчных зодиаков
шерстит сей тонкий небосвод.
а кони пали, люди немы
и командир полка так груб.
втирает в дёсны струпья серы
и хвалит ласково свой сруб.
поверх карт кружки от чашек.
зов амбразуры ласков, свеж,
толкает в шум полков и шашек.
меж левых, правых я промеж.
как дым развеется в закат,
и я пойму, на передовой,
вокруг исход, я мирный атом.
чуть облысевший, но живой.
«окна моей улицы, разбитые, замотаны изолентой…»
окна моей улицы, разбитые, замотаны изолентой.
несогласные удобрены монетой, костром согретые.
Рубикон не пройти можно, но манит возможность.
сжигая подводные мосты соблюсти осторожность
и технику безопасности сжигания, нырнув в низы,
забыв стыд, жаркий шёпот, костры и вонь конуры.
пока ты бреешь ноги кафелем,
я рассуждаю о тесноте грудной клетки,
переполненной скучными людьми.
курящие каштаны, наполненными грузом ладьи,
второпях ломающие туевые ветки
и считающими себя нормальными.
Харон устал тебя ждать, мы с ним распили водку,
обсудили тебя за спиной. тряхни сединой
и явись хоть раз вовремя, вместо того, чтобы спать.
не нужно рисовать подводку и вертеться юлой,
перед зеркалом, чтобы быть
самым модным среди кукол неодетых.
черт меня, я молчу, про себя ожидая стука.
с начала и до конца луча, попавшего из окна,
воздух состоит из не отбитого проколотого мяча,
из не данного совета, меняющего основание
треугольника, играющего в сознании, как тетива.
от корки до корки книг, в которых буквы
сливаются в покинутые юрты.
Ноче Наш
часть шестеренок, в полосатой рубашке
крутится в кресле не только горизонтально,
но и вертикально. железно под защитой уставок,
процентных ставок, пробивающих до мандражки.
часть
