туза.
– А эту, Киприян Михайлович, мы покроем тузиком!
Согнутая полудугой карта, шлепнувшись, распрямлялась на столе.
– Нету!
Киприян Михайлович, теряя надежду на выигрыш, пожимал плечами, а священник радостно восклицал:
– А вот тебе, Кипа, четыре дамы!
Он радостно похлопывал по плечу смущенного купца, как бы извиняясь за выигрыш:
– Мне и козыри подошли, и Бог помог.
– Ладно, ладно, Даниил Петрович, а что же там с Каином?
– Искусителя, кроме как крестом да Божьим словом, ничем не остановишь. Потому и есть обряд крещения и причастия.
Мария Николаевна сверкнула своими большими карими глазами, видно, созрел новый каверзный вопрос:
– Даниил Петрович, а Бог? Почему Он не ограждает человека с самого зачатия, коль лепит его по Своему подобию?
Катерина откатила ногой лежащий на полу моток пряжи и тоже поддержала гувернантку.
– А правда, почему?
Отец Даниил снял очки, сдвинул пальцем часть колоды, почесал в раздумье бровь и сказал, как бы между прочим:
– Защищает, девоньки! Верой защищает. Только верой.
Он перекрестился:
– Да невидимым крестом осеняет. А дьявол только каверзы сулит и создает иуд и каинов.
Мария Николаевна с недоверием слушала.
– А знаете, отче, почему Бог слабее дьявола? Видимо, потому, что и священные книги, и священники, и церкви, и обряды заменили дух на материю. Потому грех на земле множится, что у дьявола под рукой сама жизнь, а не несколько символов духовной власти, как у церкви. У вас мало аргументов.
Даниил Петрович поморщился, явно понимая, что спорить не о чем:
– Машенька, я думаю, человеку дано Богом мало сил. В возникающих бедах где искать защиты? У другого человека? А каждый ли готов утешить, если сам несчастен? Конечно, нет. И идет бедолага в церковь, видя в ней защиту и возможность откровения, будто перед Богом. А что касаемо наших ритуалов, Мария Николаевна, то они не для умерших, а для живых – отвести их от горя и дьявольских козней.
Катерина хорошо помнила ответы отца Даниила. Она вгляделась в припухшее личико своего сына. Ей хотелось смотреть на маленького безгрешного человечка, не понимающего добра и зла. Она сегодня засомневалась в услышанном ранее от священника, качнула головой как бы в несогласии, чуть не крикнула: «Нет!» Потом спохватилась, испугалась, что разбудит дитя. Снова взглянула на закрытые глазки, на чуть шевелящиеся крылышки розового носика. И с тревогой спросила себя:
– Каким он станет, этот райский младенец? Кто первый войдет в его душу: добро или зло, или войдут вместе?
Бесшумно появилась Марфа Тихоновна:
– Ты что заметалась, дочка? Боль докучает?
– Нет! Душа болит!
– Не убивайся! Судьба, Катенька, ни под чью дудочку не пляшет. Она сама дудит каждому
