не наркотик. Ее жевал мой дед, чтобы не сойти с ума. Никто, даже избранный, не способен постоянно слушать их голоса.
Кохэн коснулся виска.
– Альзора… альзора… – Джонни нахмурился. – А если по латыни…
– У вас ее называют полуночницей.
– Это же яд!
Надо же, сколько интересного всплывает. И похоже, Кохэн знал, что травка его ядовита.
– В малых дозах она помогает. Расслабляет. Избавляет от кошмаров. Снижает чувствительность…
– И как давно он…
– Лет семь, – это Мэйнфорд сам сказал. – Но в последние дни я ее не принимал. Думал, вдруг да услышу чего-нибудь полезное.
– Ненормальные! – это Джонни произнес с искренним восхищением.
– Кто бы говорил… – Кохэн присел. – Как ты?
– Живой пока… и, док, травка не вредила. Не так мне вредила, как ваши снадобья. Вот от них я гораздо раньше бы в Тихой пристани оказался.
Джонни лишь головой покачал.
– А дозы?
– Я тебе все напишу, – Кохэн потер переносицу. – Она сказала, что видела мои крылья… это неправильно… невозможно… я отрекся от богов, когда ушел из Атцлана…
Он раскачивался и выглядел несчастным, почти таким же несчастным, как много лет назад, в день их первой встречи. Правда, в нынешнем Кохэне мало что осталось от диковатого подростка, который не понимал, во что вляпался.
– …а она говорит, что у меня есть крылья… думаешь, привиделось?
– Не знаю.
Мэйнфорд взялся за рубашку. Он сосредоточился, но все одно пуговицы поддавались с трудом. Мелкая моторика, чтоб ее…
– Я помогу…
– Нет, – он остановил благой порыв Джонни. – Я сам… ты ж сам сказал, временное… значит, пройдет.
Джонни отвел взгляд.
Понятно. Нет ничего более постоянного, нежели временное. И быть может, Мэйнфорду до конца дней своих предстоит носить рубашки с деревянными пуговицами, а заодно уж стоит прикупить специальную посуду… ложки там, вилки… миски-непроливайки.
Лучше сдохнуть.
Пуговица за пуговицей.
И молчаливое ожидание. Не торопят, не задают вопросов.
– Вот, – Мэйнфорд стянул грязную рубашку через голову. – Док, а док, если я безумен, то откуда взялось это?
Кровь успела засохнуть, но порезы, вопреки логике, не затянулись. Тонкий узор рун начинался под левой ключицей, спускался ниже, делал виток вокруг сердца, захватывая его в петлю, и змеей переползал на живот, и уже там разворачивался древом.
– Это… – Джонни выглядел ошарашенным. – Это…
Он протянул руку, но спохватился, видать, что тыкать пальцем в пациента – несколько невежливо. И из глубин черного кофра появилась упаковка стерильной ваты и спирт.
– Будет жечь, – любезно предупредил док, щедро поливая кусок ваты спиртом. – Интересно…
Кохэн молчал.
