раз нервно оглянувшись, я с силой постучала в дверь комнаты Рожкова. Если сейчас Эдуард Валентинович мне не поможет – пиши пропало. Но я должна рискнуть, иначе никак.
– Заходите, кто там, – услышала я глухой голос из комнаты.
Я мгновенно открыла дверь и шмыгнула в жилые комнаты Рожкова. Две комнаты Эдуарда Валентиновича были просторными, но выглядели довольно аскетично. У дальней стены напротив входной двери стоял его письменный стол, за которым сейчас и сидел сам Рожков. По стенам возле этого стола тянулись многочисленные стеллажи с книгами. В этой же комнате стоял журнальный столик и проеденное молью старое кресло. Вторая комната, которая находилась за дверью слева, была спальней, совмещенной со столовой. Сейчас дверь туда была закрыта.
Эдуард Валентинович жил один. Жена Рожкова умерла десять лет назад, а его взрослая дочь уже как два года вышла замуж и теперь жила с мужем.
– Одну минутку, – пробормотал Эдуард Валентинович, дописывая что-то в своих документах.
Через мгновение он поднял на меня взгляд. Я стояла у двери со сжатым в руке письмом и тяжело дышала.
– А, Машенька, привет, – добродушно произнёс Эдуард Валентинович, снимая квадратные очки. Внимательнее приглядевшись ко мне, Рожков нахмурился и медленно встал из-за стола. – Маша, что-то случилось?
Я молчала. Непонимающе глядя на меня, Рожков некоторое время так и стоял возле своего стола.
Опираясь на дверь, словно бы не хотела сюда кого-то впускать, я всё сильнее сжимала в руках письмо и всё никак не могла заговорить – мешал ком, вставший в горле. Совсем неожиданно слёзы заполнили моя глаза, и я разрыдалась, сползая по двери на пол.
Рожков кинулся ко мне.
– Маша! – ошеломленно позвал меня Эдуард Валентинович, обнимая и пытаясь успокоить. – Маша, что случилось? Что произошло? Опять этот гад Денис к тебе пристаёт?
Я отрицательно покачала головой, никак не в силах прекратить рыдания.
– Они… Они… – пыталась сказать я, но никак не могла даже заговорить. Меня обуяла истерика.
– Расскажи мне, что случилось, Машенька, – беспокойно пробормотал Рожков, глядя на меня с горьким сочувствием. – Я могу как-то помочь тебе?
Судорожно хватая ртом воздух, я протянула Рожкову письмо.
Эдуард Валентинович взял письмо из моих рук и развернул его, собираясь прочитать. Он нахмурился, приглядываясь к тексту, затем плюнул, поднялся с пола, где он сидел рядом со мной и направился к столу, чтобы взять свои очки. Уже через несколько секунд он вернулся. Помогая мне подняться, он подхватил меня за плечи и усадил в кресло у журнального столика. Сам же он уселся на табурет напротив меня, и после этого начал читать письмо.
По мере того, как Эдуард Валентинович прочитывал всё больше строк, я замечала, как всё сильнее он бледнеет. Несколько минут тишины показались мне вечностью.
– Что за чертовщина?… – прошептал Рожков,
