решение очевидно. Сухонин никогда ему не уступит, поэтому Маша поедет в Адвегу без него.
– Она поедет. Конечно же, она поедет. Об этом вопрос даже не стоит, – прохрипел Орлов, с тоской глядя за окно. – Пускай без меня. Если Сухонин поставил такое условие – пусть будет так. Но, Миша, скажи мне… Как мне её отпустить одну? Ей всего четырнадцать… У неё только вся жизнь началась. Сухонин проведет терапию, вылечит её, но сделает всё, чтобы её жизнь в этом подземелье стала настоящим адом. Ты же знаешь, как он ненавидит меня. Ты знаешь, как он ненавидит всю мою семью после того, как его жена умерла. Конечно же, я отправлю Машу туда. Но, я боюсь, что она никогда не простит меня. – Алексей с горечью покачал головой. – Никогда не простит за то, что я на десять лет запер её в этой тюрьме. Отправившись туда, она лишится всего, что делает её счастливой. Как она переживет расставание с дорогими ей людьми? Как она будет жить среди жителей Адвеги? Ты же знаешь, Миша, она тихий, скромный ребенок. – Алексей нервно водил рукой по подбородку. – Она не умеет за себя постоять. Даже здесь она попадает в передряги, и только твой Антон её защищает. А что же будет там?…
– Да пойми ты, что твоя дочь умирает! – грозно рявкнул Соболев, ударяя кулаком по столу с такой силой, что Алексей едва не подпрыгнул. – Не будь дураком, Орлов! Твоя жена умерла столько лет назад, и ты едва пережил это, а теперь ты хочешь остаться совсем один? – Соболев встал в полный рост. Его глаза горели. – У твоей дочери пока крепкое здоровье, но ты сам знаешь, насколько сильно у неё уже развилась аллергия. Скоро она не сможет дышать, а ты думаешь о том, какие у неё будут отношения с малолетками из Адвеги?!
На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Алексей опустил глаза. Соболев абсолютно прав, он, Орлов, ведёт себя, как ребенок.
– Прости, – сказал Алексей, ощущая стыд и щемящую боль в груди. – Конечно, всё это глупости.
Соболев притушил сигарету. Он покрутил бычок, вжимая его в расцарапанное дно пепельницы.
– Ты сам знаешь, насколько редкая у Маши кровь, – наконец произнес Михаил, выходя из-за стола и направляясь к окну.
– Один ребенок на две тысячи постъядерных детей, – мгновенно произнес Алексей.
«Какая страшная статистика…», – вдруг подумал он.
– Благодари Бога, Лёша, что в нашем мире ещё есть вакцина, способная вылечить твою дочь, – прохрипел Михаил.
Он отвернулся от Лёши и замер возле окна, сложив руки за спиной.
Орлов обессилено выдохнул. И здесь Соболев прав. Слава Богу, что сегодня в этом злом мире вообще есть шанс вылечить Машу. К чему эти сомнения? К чему эти мысли и переживания? Речь идёт о жизни его дочери.
Маше придется научиться жить в Адвеге. Ей придется научиться жить без него. И придется научиться жить под гнётом Сухонина. Орлов поджал губы – выбора нет, только так можно было спасти его дочь. Только так: на целых десять лет отдать его овечку жить в логове
