горькой мудрости.
Учусь божественному сумбуру,
великому неразумию.
Приступ ночи кончился.
Долгожданный телефонный звонок
унял боль.
Очень поэтическое настроение.
Да-да, сегодня стихи поются сами.
Но через пять минут – завтра…
Стихами пьян
и не возьмусь вести машину.
Не хочется водить даже карандашом по бумаге.
Косматый смех
рвётся из души к небу,
и сгущается в тучу, и обращается в плач.
Белый день догорел дотла, и я с ним.
Теперь в электрическом ночеубежище
вспоминаю, как нам жилось.
Служу сиделкой
у неизлечимо больных фантазией.
Вот бы заразиться!..
Почему, почему, почему
сказать «люблю тебя» – истинная правда,
а рассказать об этом – почти выдумка?..
Светлые потоки звуков
смывают смуту – ради
великого беспокойства.
Возьми меня с собою, музыка!
Вот я бегу вслед,
сбрасывая путы буден…
В городе – гарь с горящих торфянников.
Кажется, что навсегда.
Как легко она подбирается к сердцу…
Сон – такая странная выдумка.
Каждый день добровольно впадаешь в небытие,
совершаешь маленькое самоубийство.
Всё жарче и жарче.
Зелень желтеет в разгаре лета,
словно поторапливая благословенную осень.
Ужасно скучная ночь.
Никто не ввалился в гости.
И телефон промолчал до утра.
Это вечнозелёное дерево не шумит листвою.
Оно заполнило всего меня: крона, ствол, корни…
Оно всё растёт, тихо и невидимо.
Тяжёлые снаряды машин
несутся дорожными траекториями…
Канонада стрельбы по расстояниям.
Грязные башмаки сияют
незарифмованной поэзией
вчерашнего бродяжничества.
Для ненаписанных ещё стихов
режу бумагу. Боязно.
Словно подталкиваю стрелку на часах будущего.
2
Случилось что-то несуразное.
Даже жадная щель копилки-памяти
оказалась узка.
Отъезд
Медленное падение
в плоскую пропасть расстояний…
Уход из застоявшейся жизни.
Мы весёлый народ:
нам скакалкой даже цепочка,
которой
