ещё я узнал всяких полезных сведений, которые постепенно привели меня к пониманию того, что пасти лошадь – не отдых, а очень даже серьёзная работа (которая мне пока явно не по плечу), но Ксюше она доставляет огромное удовольствие.
Через некоторое время Тимур отправился в поисках зелёного корма поближе к Гребешку, и Ксюша последовала за Тимуром, стараясь идти впереди него (я уже был образован и знал, что это одно из важных правил). Я присел на одно из лежавших неподалёку брёвен и поглядел в сторону танцплощадки. Там был совсем другой набор участников и ведущих. Но доносились те же песни. Опять приходили бояре, опять кто-то уговаривал подружку не беспокоиться. И царил тот же блаженный восторг, который так пленил меня перед ужином.
– Нет, но вот что они делают? – степенный человек, присевший рядом со мной, не рассчитывал на ответ, поэтому я промолчал. – Прямо всех вместе они собирают! Разве так надо? По возрасту надо группы образовывать, ну и по диагнозу. Разве можно всех в одну кучу сваливать? И дети, и взрослые. Вот у меня парень на конюшне работает. Больной, но очень старательный. Такой серьёзный стал, ведь при деле, а придёт в эту фольклорную группу – и будто снова ребёнком становится. Хохочет там, пляшет под всякие глупые песенки. Ведь он же так всё потеряет, что приобрёл. Человек должен по ступеням взрослости идти – вперёд, а не назад… И поселили всех тут вперемежку. И в столовой сидят, как попало. И воспитатели какие-то несолидные. Иногда и не поймёшь даже, кто кого тут воспитывает…
Он ещё что-то говорил, сурово глядя на танцплощадку, но я воспользовался тем, что он смотрел в сторону, тихонько встал и скоро снова был возле Тимура и Ксюши.
– Кто это? – негромко спросил я, кивая в сторону брёвен.
– Это самый главный по конюшне, – ещё тише ответили Ксюша. – У него фамилия какая-то греческая, я не запомнила. Любит во всём свой порядок устанавливать. Тут столько травы сочной рядом растёт, а он лошадей туда водить не разрешает. Хочет, чтобы они сначала здесь всё выщипали. Уже почти одна земля осталась.
Около моего второго корпуса на меня бросилась собака. Этого мне только не хватало! Она вылетела невесть откуда и понеслась ко мне, как стрела. Правда, в полуметре от меня она замерла, прижалась к земле и прыгнула вбок. В зубах у неё была зажата пустая пластиковая бутылка.
– Не бойтесь! Это она играет с вами, – раздался голос Ксюши, возвращавшейся из конюшни. – Олли, отдай бутылку!
Через минуту девочка и белая, с лёгким желтоватым отливом, собака затеяли весёлую кутерьму с догонялками и уворачиваниями. А я подошёл к человеку, который вытёсывал узор по камню. Каменный завиток стоял на пне, наполовину покрытый выпуклым витым орнаментом.
– Неужели здесь есть и камнерезная мастерская? – поинтересовался я, поздоровавшись. Здороваться здесь приходилось со всеми, как в деревне.
– Да нет, – художник лет тридцати махнул рукой, покрытой белой пылью. – Это всё мой трудоголизм. Приехал
