бывшими хозяевами? Сколько мне суждено жить, столько я буду верным слугой бесподобного Луция Вителия и его достойнейшей семьи. Как поживает мой высокочтимый благодетель? Я знаю, что наш повелитель Гай Цезарь Германик собирается послать его в Сирию, где парфяне объединились для борьбы с Римом и стали опаснее, чем когда-либо. Как мне известно, Авл Вителий уже занял место своего отца возле принцепса. Итак, что мне приказывает почтенный Авл? Чего хочет он от бедного раба, отпущенного на свободу благодаря бесконечной щедрости его отца, но все так же преданного своему незаменимому хозяину?
Эту витиеватую тираду он произнес на одном дыхании и остановился лишь тогда, когда Луций Херея нетерпеливо перебил его:
– Предупреждаю, любезный Иларий, если ты не прекратишь этого пустословия, то я уйду, и вознаграждение, приготовленное тебе благородным Авлом, достанется какому-то менее болтливому грамотею.
– О, не гневайся, великодушный Кассий! Лучше бы разящая десница Зевса покарала меня.
Луций Кассий в ярости вскочил со стула, на котором сидел, и, направившись к выходу из комнаты, проговорил:
– Эреб тебя побери! Это невыносимо! Нотариус бросился вслед за ним и затараторил, умоляюще сложив руки:
– Постой… постой… я молчу. Нем как рыба. Луций не удержался от улыбки. Немного поразмыслив, он вернулся на прежнее место и огляделся.
Ветхая, но тщательно убранная каморка Илария чем-то напоминала его старомодную софистку: было видно, что хозяин жилища провел здесь немало времени в уединенных и кропотливых занятиях. Два больших книжных шкафа, симметрично расставленных вдоль противоположных стен, сгибались под тяжестью более чем двухсот томов по риторике, поэзии, философии и юриспруденции. Длинный рассохшийся стол был завален кипой бумаг и рукописей; рядом с чернильницей лежало стило для письма. В углу стоял несгораемый ящик для особо важных документов.
– Если ты способен говорить лаконично, то скажи мне, Иларий, как идут твои дела?
«Увы! Боюсь, что дела миновали нас вместе с прославленным веком великого Цицерона. В наше время все измельчало: и люди, и делишки, которые они вершат. Да ты, должно быть, это заметил, когда осматривал мою скромную лачугу.
– Я могу предложить тебе одну идею, осуществив которую, ты сможешь угодить Авлу Вителию и выбраться из нищеты.
– Да отблагодарят тебя небеса, – заговорил Иларий, подняв кверху свои худые руки.
Однако Луций Херея не дал ему продолжать, резко окрикнув либертина:
– Молчи!
Затем он спросил:
– Ты знаешь Марка Юлия Силлана?
– Принцепса сената? Почтенного, уважа…
– Его! Его! – нетерпеливо перебил Луций, – но только не уважаемого! Подобных слов не заслуживает человек, вынашивающий преступные замыслы против божественного Цезаря.
– О! Да приберет его Эреб! Да разорвет его Цербер на куски! Да вспыхнет
